Вопросы по поэзии. Вопросы поэзии О жизни тленной, тленной и прекрасной
Вопросы о поэзии
Если кто -то считает, что писать стихи столь же бесполезно и бессмысленно, как и пускать мыльные пузыри, стоит ли ему объяснять, что радужный мыльный пузырь – это Красота, рождённая дыханием? Право, не знаю… Для одного поэзия – широкий пласт мощной мировой культуры, а для другого – слишком тонкий мир, чтобы его разглядеть, а тем более, полюбить. Одно могу сказать с уверенностью: если Вы сейчас читаете эти строки, Вы – либо поэт, либо - небезнадёжны. В любом случае, это дорогого стоит.
Хотите стать собеседником Блока и Есенина? Желаете стать поверенным в делах Лермонтова и подругой Ахматовой? Нет ничего невозможного. Стоит раскрыть томик стихов – и вот уже давно ушедшие из жизни поэты обращаются к Вам лично. Великая честь – прикоснуться к их сердечным тайнам, услышать их исповедь. Кто посмел сказать, что стихи – это только слова? Слово, заключённое в броню стихотворного размера, может стать оружием массового поражения. Будьте с ним осторожны! Оно способно вызывать и тотальную ненависть, и вселенскую любовь.
Как часто говорят о поэтах: «Люди не от мира сего»! Значит, он – есть! Значит, существует где-то этот фантастический мир поэтов! И у него есть своя история и география. Этот мир живёт и развивается по своим законам и постепенно прирастает монументальными произведениями своих жителей – мечтателей, пророков и творцов. Велик он или мал? Это как посмотреть. Для кого -то поэт - огромное животворящее солнце в леденящей галактической бездне, для кого-то фундаментальный атом в уникальной молекуле Поэзии, без которой немыслима сама ткань мироздания. Не знаю, где истина… Мне по душе – обе версии. А вам?
Вы знаете, каково поэту жить в социуме, существуя параллельно в двух мирах? И сколько их таких – поэтов не по должности, а по долгу? Этот долг заставляет их работать в сумасшедшем, изнурительном ритме, думать денно и нощно, вскакивать по ночам от внезапно родившейся строчки. Творчество – это дополнительный груз, который они добровольно взвалили на свои плечи. Задумайтесь об этом, когда Вам захочется подстегнуть их.
Важно ли автору считаться поэтом в глазах общественности? Насколько велика необходимость такого признания, когда он знает, что он – поэт, и это знание живёт в нём с детства? Чрезвычайно велика. Он должен быть понятым. Поэт – это суть человека, его внутреннее «я», его личный статус.
Ради чего трудятся поэты, не щадя времени, сил и здоровья? Ради денег? Вот уж нет! Поэты - сплошь бессребреники, а поэзия – хлеб духовный, ей не прокормишься. Тогда ради чего? Ради славы? Так её удостаиваются единицы. Слава – капризная птица и не каждому даётся в руки. А если и даётся, то, как вознаграждение за сверхъестественное искусство, за божественный дар, помноженный на дьявольский труд, за бесценность творчества, ориентированного на вечность. Но если подобное создано, какая поэту ещё нужна награда?
Каждая человеческая особь – особенна и обособленна. Но в мире поэтов это более заметно. Не потому ли А.С. Пушкин в своём обращении к Поэту сказал: «Ты царь: живи один». И словно следуя этому великому завету, поэты живут и творят в возвышенном одиночестве. Но ощущают ли они незримую связь, что их всех роднит? Испытывают ли вечную тоску по своему родному клану? Внимая поэту известному или начинающему, вслушиваясь в мелодию чужих стихов, чувствуют ли они удивительное духовное родство с этим человеком? И, наконец, признаются ли себе: «Мы с тобой – одной крови?!» Я знаю ответы на эти вопросы. И всё равно спрашиваю об этом небо. И почти физически ощущаю, что мой голос легко пронзает пространство и время, когда я кричу на всю Вселенную: «Так было всегда?» «Да! Да…» – отвечает мне эхо на всех языках мира.
Литературная викторина для 10-11 классов. Русская литература 20 века
Соколовская Инна Владиславовна, педагог – библиотекарь МБОУ Тацинская СОШ № 3. Ростовская областьОписание материала: Предлагаю вам литературную викторину Русская литература 20 века. Материалом для составления литературной викторины послужили книги по школьной программе рекомендуемые для внеклассного чтения в 10 – 11 классах.
Цель:
1. Вызвать интерес учащихся к литературе, развивать познавательный интерес к чтению, прививать стойкий интерес к книгам.
2. Формировать общекультурную литературную компетентность через восприятие литературы как неотъемлемой части национальной культуры, формировать коммуникативную компетенцию учащихся.
Задачи:
1. Образовательная: расширить представление о книгах, углубить знания учащихся;
2. Развивающая: развивать индивидуальные творческие способности учащихся, образное и логическое мышление, воображение, умение мыслить нестандартно;
3. Воспитательная: прививать интерес к книгам, систематическому чтению.
Оборудование: Выставка книги.
И серебряный месяц ярко
Над серебряным веком стыл
Анна Ахматова
Литературная викторина Русская литература 20 века.
1. Кто автор фрагмента?
«Однажды на рыночной площади посреди Кембриджа, я нашел на книжном лотке среди подержанных Гомеров и Горациев Толковый словарь Даля в четырех томах. Я приобрел его за полкроны и читал его, по несколько страниц ежевечерне, отмечая прелестные слова и выражения.
- Фрагмент из мемуарной книги Владимира Набокова «Другие берега»
2. Каким поэтам посвящены стихотворения Марины Цветаевой, фрагменты которых приведены ниже?
а) Имя твое – птица в руке,
Имя твое – льдинка на языке.
Одно – единственное движение губ.
Имя твое – пять букв.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту.
- Александру Блоку.
Б) Рас–стояние: версты, мили…
Нас рас – ставили, рас-садили,
Чтобы тихо себя вели,
По двум разным концам земли.
- Борису Пастернаку
3. Определите, чьи портреты даны в следующих отрывках.
а) Худенький, тоненький, с большим лбом и вылетающим вперед подбородком, всегда закидывая немного назад голову, по Арбату он тоже будто не ходил, а «летал». Подлинно «Котик Летаев» в ореоле нежных светлых кудрей.
- Речь идет: об Андрее Белом (воспоминания Б.Зайцева). Многолетнем жителе Арбата, авторе романа «Котик Летаев».
Б) Был он маленьким, щуплым; голову с хохолком закидывал назад. Он любил образ петуха, который разрывает своим пением ночь у стен акрополя, и сам он, когда запевал баском свои торжественные оды, походил на молоденького петушка. Он сидел на кончике стула, вдруг куда –то убегал, мечтал о хорошем обеде, строил фантастические планы, заговаривал издателей.
- Речь идет: об Осипе Мандельштаме (воспоминания И. Эренбурга), в стихотворении которого «Tristia» есть такие строки:
«Что нам сулит петушье восклицание,
Когда огонь в акрополе горит»
4. Имена каких поэтов перечислены в следующих строках стихотворения Г. Шенгели 1955 года? Какой из этих поэтов был в свое время заклятым врагом Шенгели?
Он знал их всех и видел всех почти:
Валерия, Андрея, Константина,
Максимильяна, Осипа, Бориса,
Ивана, Игоря, Сергея, Анну,
Владимира, Марину, Вячеслава,
И Александра – небывалый хор,
Четырнадцати звездное созвездье!
- Перечислены имена: Валерия Белого, Андрея Белого, Константина Бальмонта, Максимильяна Волошина, Осипа Мандельштама, Бориса Пастернака, Ивана Бунина, Игоря Северянина, Сергея Есенина, Анны Ахматовой, Владимира Маяковского, Марины Цветаевой, Вячеслава Иванова, Александра Блока. Многолетним врачом Шенгели был Маяковский. В 1927 году Шенгели написал и издал памфлетную книжечку «Маяковский во весь рост».
5. Какое суждение читатель может составить о символизме, прочтя это стихотворение символиста Андрея Белого?
Проповедуя скорый конец,
я предстал, словно новый Христос,
возложивши терновый венец,
разукрашенный пламенем роз.
В небе гас золотистый пожар.
Я смеялся фонарным огням.
Запрудив вкруг меня тротуар,
удивленно внимали речам.
Хохотали они надо мной,
над безумно-смешным лжехристом.
Капля крови огнистой слезой
застывала, дрожа над челом.
Гром пролеток и крики, и стук,
ход бесшумный резиновых шин…
Липкой грязью окаченный вдруг,
побледневший утих арлекин.
Ярко-газовым залит лучом,
я поник, зарыдав как дитя
Потащили в смирительный дом,
погоняя пинками меня.
- Основная задача символизма заключалась не только в эстетическом, но и в религиозном преобразовании окружающего мира. Проникновение в суть символа должно было повлечь за собой новую эру в истории человечества.
В приведенном стихотворении Андрея Белого отразилось усилившееся к началу 1910-х годов ощущение утопичности этой задачи символизма.
6. Кому посвящено это стихотворение Николая Гумилева?
Мощь и нега -
Изначально!
Холод снега,
Ад тоски.
И красива, и могуча,
Лира Ваша так печальна,
Уводящая в пески.
Каждый путник
Утомленный
Знает лютни
Многих стран,
И серебряная туча
На груди его влюбленной
Усмиряет горечь ран.
- Этот акростих (стихотворение, начальные буквы строк которого образуют имя того, к кому оно обращено) посвящен поэту Михаилу Кузмину.
7. Стихи, какого поэта процитированы? Какие два отрывка взяты из одного произведения?
а) Прилегши наземь, я глядел и слушал...
Довольно гнусно вдруг завыл шакал;
В своих мечтах меня он, верно, кушал,
А на него и палки я не взял.
Б) О, как в тебе лазури чистой много
И черных, черных туч!
Как ясно над тобой сияет отблеск Бога,
Как злой огонь в тебе томителен и жгуч.
- Отрывок из его же стихотворения «О, как в тебе лазури чистой много…».
Сочетания высокого, метафизического и низкого, шутовского характерно для поэтики Соловьева. В примечании к «Трем свиданиям» он писал: «Осенний ветер и глухой лес внушили мне воспроизвести в шутливых стихах самое значительное из того, что до сих пор случилось со мною в жизни».
В) Пронизана лазурью золотистой,
В руке держа цветок нездешних стран,
Стояла ты с улыбкою лучистой,
Кивнула мне и скрылася в туман.
- Отрывок взят из поэмы философа и стихотворца, духовного учителя А. Блока и А. Белого – Владимира Соловьева «Три свидания».
8. Кто и о ком дал эти отзывы?
а) Страна №, это - какой-то остров, где-то за "водоворотами" и "клокочущими пенами" океана. Там есть пленительные всегда "ночные" или вечно вечереющие горные озера. Кругом "рощи пальм и заросли алоэ", но они полны "мандрагорами, цветами ужаса и зла". По стране бродят вольные дикие звери: "царственные барсы", "блуждающие пантеры", "слоны-пустынники", "легкие волки", "седые медведи", "вепри", "обезьяны". По временам видны "драконы", распростершиеся на оголенном утесе. Есть там и удивительные камни, которые ночью летают, блестя огнями из своих щелей, и сокрушают грудь своих врагов.
- Валерий Брюсов о Николае Гумилеве
Б) № оперирует только с двумя величинами - "я" и "мир" и в строгих, лишенных всего случайного схемах дает различные возможности их взаимоотношения. Он открывает новые горизонты к выяснению вопроса о приятии мира, перенося события в высший план мысли, где этическое мерило теряет свою силу и уступает место мерилу эстетическому. По мановению его руки в нашем мире снова расцветают цветы, которые опьяняли взор ассирийских царей, и страсть становится бессмертной, как во времена богини Астарты.
- Николай Гумилев о Валерии Брюсове.
Брюсов и Гумилев были наиболее авторитетными среди поэтов литературными критиками своего времени.
9. Что за стихотворение? Кто его автор?
Мы с тобой на кухне посидим,
Сладко пахнет белый керосин;
Наша улица снегами залегла,
По снегам бежит сиреневая мгла.
Острый нож да хлеба каравай...
Хочешь, примус туго накачай,
Не мою тоску ты давнюю развей,
Поделись со мной, желанная, своей!"
А не то веревок собери
Завязать корзину до зари,
Чтобы нам уехать на вокзал,
А у печки-то никто нас не видал...
- Это стихотворение составлено из строчек стихотворения Иннокентия Анненского «Сиреневая мгла» и стихотворения Осипа Мандельштама «Мы с тобой на кухне посидим…». Мандельштамовские строки: первая, вторая, пятая, шестая, девятая, десятая, одиннадцатая. Строки Анненского: третья, четвертая, седьмая, восьмая, двенадцатая. Стихотворение Анненского, по- видимому, послужило ритмическим прообразом для стихотворения Мандельштама.
10. Первая строфа, какого стихотворения, какого поэта приведена? Какие строки послужили ритмикосинтаксическими и тематическим прообразом для этой строфы?
Что счастье? Над безумной речи?
Одна минута на пути,
Где с поцелуем жадной встречи
Слилось неслышное прости?
- Прообразом для первой строфы стихотворения Иннокентия Анненского «Что счастье?» послужило следующее четверостишие А.С. Пушкина:
Что дружба? Легкий пыл похмелья,
Обиды вольной разговор,
Обмен тщеславия, безделья
Иль покровительства позор.
11.Какое событие стало причиной написания этого стихотворения Вячеслава Иванова, датированного 10 августа?
В глухой стене проломанная дверь,
И груды развороченных камней,
И брошенный на них железный лом,
И глубина, разверстая за ней,
И белый прах, развеянный кругом,-
Всё - голос Бога: "Воскресенью верь".
- 7 августа 1921 года скончался Александр Блок (стихотворение Вячеслава Иванова так и называется: «Умер Блок»)
12. Какое событие стало причиной написания этого стихотворения Анны Ахматовой?
Широко распахнуты ворота,
Липы нищенски обнажены,
И темна сухая позолота
Нерушимой вогнутой стены.
Гулом полны алтари и склепы,
И за Днепр широкий звон летит.
Так тяжелый колокол Мазепы
Над Софийской площадью гудит.
Все грозней бушует, непреклонный,
Словно здесь еретиков казнят,
А в лесах заречных, примиренный,
Веселит пушистых лисенят.
15 сентября 1921
- Поводом к написанию этого стихотворения послужила гибель Николая Гумилева. Стихотворение сопровождается эпиграфом из его «Пьяного дервиша»:
Мир лишь луч от лика друга,
Всё иное тень его!
«Одновременная гибель» Блока и Гумилева поразила современников, как свидетельствовала та же Ахматова в своих прозаических мемуарных заметах.
13. Кто и о ком написал приводимое ниже стихотворение? В каком автор стихотворении видел предшественника того, о ком написано стихотворение?
В его стихах - веселая капель,
Откосы гор, блестящие слюдою,
И спетая березой молодою
Песнь солнышку. И вешних вод купель.
Прозрачен стих, как северный апрель.
То он бежит проточною водою,
То теплится студеною звездою,
В нем есть какой-то бодрый, трезвый хмель.
Уют усадеб в пору листопада.
Благая одиночества отрада.
Ружье. Собака. Серая Ока.
Душа и воздух скованы в кристалле.
Камин. Вино. Перо ив мягкой стали.
По отчужденной женщине тоска.
1925
- Стихотворение Игоря Северянина об Иване Бунине. Вошедшие в его книгу «Медальоны», составленную из 100 сонетов – характеристик. Бунин – поэт для Северянина был прежде всего автором книги «Листопад» (1901) и особенно стихотворения «Одиночество» (1903):
Мне крикнуть хотелось вослед:
"Воротись, я сроднился с тобой!"
Но для женщины прошлого нет:
Разлюбила - и стал ей чужой.
Что ж! Камин затоплю, буду пить...
Хорошо бы собаку купить.
Предтечу Бунина Северянин видел в И.С. Тургеневе и поэтому «спрятал» в своем сонете заглавие тургеневской повести «Вишневые воды»
14. Откуда взят данный фрагмент?
Шли и шли и пели "Вечную память", и когда останавливались, казалось, что ее по залаженному продолжают петь ноги, лошади, дуновения ветра.
- Борис Пастернак «Доктор Живавго»
Шли они - и целая страна, радостная, прекрасная, солнечная, простирались под ними: и каменистые горбы острова, который почти весь лежал у их ног, и та сказочная синева, в которой плавал он, и сияющие утренние пары над морем к востоку, под ослепительным солнцем, которое уже жарко грело.
- Иван Бунин «Господин из Сан – Франциска»
Шли маленькие люди между больших деревьев и в грозном шуме молний, шли они, и, качаясь, великаны – деревьев скрипели и гудели сердитые песни.
- А.М. Горький «Старуха Изергиль».
Иные останавливались в ограде, за белыми каменными стенами, под старыми липами и кленами, и разговаривали. Все принарядились по- праздничному, смотрели дуг на друга приветливо, и казалось, что в этом городе живут мирно и дружно. И даже весело. Но все это только казалось
- Федор Сологуб, «Мелкий бес».
15. Откуда взят приведенный ниже отрывок? Представители какой государственной системы является персонаж, произносящий эти слова? Какова позиция автора произведения? На чьей он стороне?
Пропасти нет! Ее выдумали. Мы форма единой сущности – партийного государства. Наши капиталисты не хозяева. Государство дает им план и программу. Государство забирает их продукцию и прибыль. Они имеют шесть % от прибыли для себя – это их заработная плата. Ваше партийное государство тоже определяет план, программу, забирает продукцию. Те, кого вы называете хозяевами, рабочие, - тоже получают заработную плату от вашего партийного государства.
- В романе Василия Гроссмона «Жизнь и судьба» с такими словами эсэсовец Лисс обращается к старому большевику, одному из основателей РСДРП Мостовскому. Лисс называет Мостовского «учителем», и эту точку зрения, несомненно, разделяет Гроссман, всем романом своим доказывающий тезис о единстве тоталитарных государственных систем фашистской Германии и СССР.
16. Что вы знаете о писателе Максудове? Почему его пьеса называлась «Черный снег»?
- Максудов – главный герой во многом автобиографического «Театрального романа» Михаила Булгакова. Название пьесы Максудова «Черный снег» намекает на заглавие романа Булгакова «Белая гвардия», позднее ставшего основой пьесы «Дни Турбиных». В романе «Белая гвардия» мотивы снега и черноты возникают уже на первой странице: «Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом»; «Улетающий в черное, потрескавшиеся небо бог ответа не давал»; «… били в столовой черные стенные башенным боем» (часы).
17. Кто из поэтов и прозаиков, творивших в 20 веке, был профессиональным:
а) учителем математики.
- Александр Солженицын
б) инженером.
- Андрей Платонов
в) врачом.
- Михаил Булгаков.
г) авиатором.
- Василий Каменский (поэт – футурист)
д) композитором.
- Михаил Кузьмин
е) сапожником.
- Михаил Зощенко
КОНТРОЛЬНО-ИЗМЕРИТЕЛЬНЫЙ МАТЕРИАЛ
Разработчик: преподаватель первой категории
ГБПОУ МО «Луховицкий авиационный техникум»
Камагина И.В.
ТЕСТОВОЕ ЗАДАНИЕ ПО ЛИТЕРАТУРЕ. ПОЭЗИЯ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА
1. Какой временной период охватывает Серебряный век русской поэзии?
А) 1880-е - 1940-е гг
Б) 1890-е - 1920-е гг
В) 1900 - 1930-е гг
Г) 1890-е - 1940-е гг
2. Выберите вариант ответа, в котором перечислены основные направления модернизма
А) Креационизм, имажинизм, акмеизм
Б) Символизм, акмеизм, вульгаризм
В) Плюрализм, акмеизм, футуризм
Г) Футуризм, акмеизм, символизм
3. Напротив фамилии каждого поэта напишите течение русского модернизма, представителем которого он являлся
А. Ахматова --------_________________
А. Блок _________________
С. Есенин _________________
В. Маяковский ________________
В. Хлебников _________________
В. Брюсов _________________
О. Мандельштам ________________
4. Кто из поэтов Серебряного века не принял революцию 1917 года, но не эмигрировал из страны?
А) А. Блок
Б) В. Маяковский
В) С. Есенин
Г) А. Ахматова
5. Из какого произведения эта фраза:
Стоит буржуй, как пес голодный,
Стоит безмолвный, как вопрос.
И старый мир, как пес безродный,
Стоит за ним, поджавши хвост
А) М. Горький, «Песнь о Соколе»
Б) А. Ахматова, стихотворение «Вечером»
В) М. Цветаева, стихотворение «Тоска по Родине! Давно…»
Г) А. Блок, поэма «Двенадцать»
6. Сопоставьте стрелкой (линией) фамилию поэта и одну из особенностей его поэзии
А) А. Ахматова 1) Внимание к форме стиха, особенное построение ритмического рисунка («лесенка»)
В)В. Маяковский 3) Эволюция образа Прекрасной Дамы на протяжении всего творческого периода
Г) А. Блок 4) Использование метафор при описании малой родины - русской деревни
Д) С. Есенин 5) Внимание к бытовой «говорящей» детали
7. Кто из поэтов Серебряного века не являлся представителем ни одного из течений модернизма?
А) С. Есенин
Б) Д. Мережковский
В) А. Ахматова
Г) М. Цветаева
8. Почему в русской литературе начала XX века господствовала именно поэзия?
А) Множество событий-катаклизмов (войны, революции) способствовали эмоциональному накалу, и это привело к господству поэзии
Б) Господство поэзии - это результат наследия поэтов второй половины XIX века (Ф. Тютчев, А. Фет, А. Толстой и др.)
Б) Не было талантливых писателей-прозаиков
9. Кто из поэтов посвятил большинство своих лирических произведений русской деревне?
А) Н. Гумилев В) С. Есенин
Б) А. Блок Г) А. Ахматова
10. Перед Вами особенности трех основных направлений русского модернизма. Напротив каждой напишите соответствующее ей направление
А) Точность и ясность языка, внимание к бытовым деталям - ___________________
Б) Туманность, мистичность, использование символов - ___________________
В) Изобретение нового языка, бунтарство, смелые эксперименты с формой стиха - _________________
ИНСТРУКЦИЯ К ЗАДАНИЯМ
В заданиях 1, 2, 4, 5, 7, 8, 9 отметьте правильный ответ, поставив напротив него любой условный знак. ВНИМАНИЕ! Правильный ответ может быть только один.
В задании 3 напротив фамилии поэта напишите одно из течений русского модернизма, к которому имело отношение его творчество.
В задании 6 проведите стрелку или линию от фамилии поэта к присущей ему поэтической особенности
В задании 10 напротив характерного свойства напишите название течения русского модернизма, к которому это свойство относится.
ПРАВИЛЬНЫЕ ОТВЕТЫ
1 - Б
2 - Г
3 - А. Ахматова - акмеизм, А.Блок - символизм, С. Есенин - имажинизм, В. Маяковский - футуризм, В. Хлебников - футуризм, В. Брюсов - символизм, О. Мандельштам - акмеизм
4 - Г
5 - Г
6 - А - 5, Б - 2, В - 1, Г - 3, Д - 4
7 - Г
8 - А
9 - В
10 - А - акмеизм, Б - символизм, В - футуризм
Вопросы поэзии
Последние лет сорок пять я наблюдал, как поэзия становилась объектом множества начинаний, подвергалась экспериментам самого различного свойства, испытывала пути совершенно неведомые, возвращалась порою к определенным традициям, участвовала, одним словом, в тех резких колебаниях и в том процессе непрестанного обновления, какие характерны, по-видимому, для нынешнего мира. Богатство и хрупкость комбинаций, непостоянство вкусов и быстрая смена ценностей, наконец, почитание крайностей и исчезновение незыблемого?-?таковы отличительные признаки нашего времени, кои ощущались бы куда сильнее, не отвечай они с такою точностью самой нашей чувствительности, которая все более притупляется.
В ходе этого полувека выявился последовательный ряд поэтических формул и методов, начиная с четкого и легко определимого типа, представленного Парнасом, и кончая творчеством наиболее необузданным и дерзаниями подлиннейше свободными. К совокупности этих новаторств надобно и важно добавить кое?какие воскрешения, порой чрезвычайно удачные: заимствования, из XVI, XVII и XVIII веков, чистых и изощренных форм, изящество которых, быть может, неувядаемо.
Все эти искания получили толчок во Франции, что весьма примечательно, ибо, хотя страна эта и породила немало прославленных поэтов, поэтическая ее репутация стоит невысоко. В самом деле, за каких?нибудь три столетия французы приучились не понимать истинной природы поэзии и соблазняться путями ложными, уводящими вспять от ее пределов. Я без труда покажу это здесь. Отсюда понятно, почему поэтические вспышки, эпизодически у нас случавшиеся, должны были принимать форму взрыва или мятежа?-?либо, напротив, сосредоточивались в узком кругу восторженных умов, ревниво хранивших свои сокровенные верования.
Но в последнюю четверть века минувшего среди того же маломузыкального народа явило себя изумительное богатство лирических открытий. Около 1875 года, когда жил еще Виктор Гюго, а Леконт?де Лиль и его собратья восходили к славе, можно было наблюдать рождение имен Верлена, Стефана Малларме и Артюра Рембо, этих трех волхвов современной поэтики, носителей столь бесценных даров и столь редкостных ароматов, что время, с тех пор минувшее, не ослабило ни блеска, ни власти их необычайных щедрот.
Крайнее несходство их созданий в сочетании с многообразием форм, предложенных поэтами поколения предшествующего, позволило и позволяет еще мыслить, чувствовать и творить поэзию чрезвычайно различную по изумительному множеству манер. Есть еще сегодня поэты, которые явственно следуют Ламартину; иные суть продолжатели Рембо. Вкусы и стиль человека могут меняться; в двадцать лет он сжигает то, что боготворил в шестнадцать; некая сокровенная трансформация передает от одного учителя к другому способность восхищать. Поклонник Мюссе изощряется и порывает с ним ради Верлена. Другой, слишком рано вкусивший Гюго, всецело отдает себя Малларме.
Эти духовные сдвиги происходят, как правило, в одном направлении, гораздо более вероятном, нежели противоположное. Почти немыслимо, чтобы «Пьяный корабль» привел со временем к «Озеру». Зато отнюдь не обязательно во имя любви к чистой и трудной «Иродиаде» утратить вкус к «Молитве Эсфири» 1.
Эти разочарования, эти гибельные или благие прозрения, и эти отступничества и замены, и эта возможность чувствительности к последовательному воздействию поэтов, ничем меж собою не связанных, суть литературные феномены решающей важности. Следственно, о них никогда не говорят.
О чем же, однако, говорят, когда речь идет о «поэзии»?
С изумлением вижу я, что нет такой сферы нашей пытливости, в которой наблюдение самих вещей оставалось бы в большем забвении.
Я знаю прекрасно, что так происходит повсюду, где могут быть опасения, что ничем не стесняемый взгляд разрушит свой предмет или же его чары. Не без интереса наблюдал я неудовольствие, вызванное тем, что пришлось мне однажды написать об Истории и что сводилось к ряду несложных констатации, какие мог бы сделать каждый. Эта маленькая сумятица была совершенно естественной, и предсказать ее не составляло труда, ибо отвергнуть легче, нежели вдуматься, и это наименьшее из усилий должно с неизбежностью возобладать в подавляющем большинстве интеллектов. Что касается меня, я всегда сторонюсь этого неистовства мнений, которое игнорирует зримый объект и, подменяя его словами, спешит растравлять личное чувство… Мне кажется, пора отучиться взирать лишь на то, что предлагает нашему взору привычка и прежде всего язык?-?привычка наиболее властная. Надобно сделать усилие и сосредоточиться на вопросах иного порядка, которые отнюдь не обозначены словами или?-?что?то же?-?прочими людьми.
Итак, я попытаюсь показать, как обыкновение подходит к Поэзии и как оно извращает се сущность в ущерб действительному ее существу.
Едва ли возможно сказать о «поэзии» нечто такое, что не оказалось бы явно никчемным для всех тех, в чьей внутренней жизни эта своеобычная сила пробуждает влечение и жажду выразить себя, выявляясь в форме непостижимого запроса их естества или же наиболее целостного его ответа.
Люди эти испытывают потребность в том, в чем нет, как правило, ни малейшей практической пользы, и они различают порою некую закономерность в определенных комбинациях слов, которые другим представляются вполне произвольными.
Трудно заставить их полюбить нелюбимое или же разлюбить любимое,?-?к чему сводилось, во времена давние и недавние, основное усилие критики.
Что же касается тех, кто не ощущает достаточно ни присутствия Поэзии, ни ее отсутствия, для них она, несомненно, всего только нечто абстрактное и загадочно узаконенное, нечто предельно бесплодное,?-?хотя традиция, каковую надлежит уважать, связывает с этой сущностью одну из тех смутных ценностей, кои держатся в небольшом числе па поверхности обыденного сознания. Почтение, с каким относятся в демократической стране к благородному званию, может служить этому примером.
Касательно существа Поэзии я полагаю, что, сообразно с различием склада умов, оно либо не имеет никакой ценности, либо же обладает бесконечной значимостью: что уподобляет ее самому Богу.
Среди этих людей без особой страсти к Поэзии, которые не знакомы с потребностью в ней и не помышляют творить ее, есть, к несчастью, изрядное число таких, чье назначение или удел?-?судить о ней, ее анализировать, возбуждать и культивировать вкус к ней,?-?словом, расточать то, чего у них нет. Нередко вкладывают они в это всю свою изощренность и все свое рвение,?-?последствий чего надобно опасаться.
Со словом «поэзия», звучным и целомудренным, неминуемо тянет их, или им остается, связывать все, что угодно, кроме того предмета, которым, как кажется им, они занимаются. Они не подозревают, что все служит им лишь для того, чтобы уходить или бессознательно отвлекаться от главного. Им служит все, что таковым не является.
Так, они перечисляют очевидные средства, которыми поэты пользуются, обнаруживают повторяемости и пробелы в их словаре, выявляют излюбленные их образы, регистрируют у них схожести и заимствования. Кое?кто силится восстановить их тайные помыслы и вычитать из их созданий, в мнимой прозрачности, некие побуждения и намеки. С самонадеянностью, которая лишь вскрывает все их ослепление, любят они копаться в том, что известно (или же почитается известным) о жизни автора, как если бы можно было добраться до истинных ее пружин и как если бы красоты речи, чарующая, всегда… предопределенная гармония формул и звуков являлись вполне естественными следствиями чудесных или трагических превратностей существования. Всякий, однако же, бывал счастлив и несчастлив, и во взлетах блаженства, равно как и в безднах страдания, не было отказано ни самым бесчувственным душам, ни душам наименее музыкальным. Ощущать еще не значит сделать ощутимым, и того меньше?-?ощутимым прекрасно…
Не достойно ли изумления то, что мы ищем?-?и даже находим?-?столько подходов к предмету, совсем не касаясь его существа, но зато обнаруживая в применяемых методах, в приемах наблюдения, к коим мы обращаемся, и в самой истовости, какую себе предписываем, полное, абсолютное непонимание действительного вопроса?
Более того: среди массы ученых трудов, посвященных Поэзии за многие столетия, встречается до чрезвычайности мало таких (говорю «мало» только во избежание крайности), которые не несут в себе отрицания ее бытия. Самые наглядные свойства и самые реальные проблемы этого исключительно сложного искусства словно бы нарочито помрачаются, стоит остановиться па нем взглядам подобного рода.
Как мы поступаем? К стихотворению мы подходим так, как если бы оно распадалось (и распадаться должно было) на прозаическое высказывание, автономное и самосущное, и на некий фрагмент своеобразной музыки, более или менее сходной с музыкой в узком смысле?-?той, какою способен звучать человеческий голос. Эта музыка, однако, не поднимается до пения, каковое, кстати сказать, равнодушно к словам, ибо зиждется исключительно на слогах.
Что касается прозаического высказывания?-?то есть высказывания, которое и в иной формулировке служило бы той же цели,?-?его расчленяем мы в свой черед. Оно представляется нам состоящим из двух компонентов: с одной стороны?-?короткого текста (который может подчас сводиться к одному слову или заглавию произведения), с другой?-?некой толики речи подсобной: украшений, образов, фигур, эпитетов, «красочных деталей», чье совокупное свойство заключается в том, что их можно вносить, множить, отбрасывать ad libitum… *.
* По желанию (латин.).
Что же касается поэтической музыки?-?той своеобразной музыки, о которой я только что упомянул,?-?для одних она неразличима, для большинства?-?несущественна; иным служит она объектом отвлеченных анализов, порою искусных, как правило, тщетных. Я знаю, что предпринимались достойные попытки одолеть сложности этой материи; но я весьма опасаюсь, что усилия растрачены были не по назначению. Нет ничего обманчивей, нежели так называемые «научные» методы (подсчеты и регистрация, в частности), которые на всякий, даже нелепый или ложно поставленный вопрос позволяют ответить каким-либо «фактом». Достоинство их (как и достоинство логики) обусловлено тем, как они применяются. Статистика, запись по воску, хронометрические наблюдения, к которым прибегают для разрешения вопросов, всецело «субъективных» в своей основе либо направленности, нечто, конечно же, проясняют; но в данном случае их оракулы, вместо того чтобы вразумить нас и покончить со спорами, лишь вводят, под прикрытием средств и аппарата физики, грубо прикрашенную метафизику.
Сколько бы ни считали мы шаги богини, сколько бы ни измеряли их частоту и среднюю их протяженность, это не объяснит нам секрета ее стремительных чар. Мы что?то еще не видели, чтобы похвальная любознательность, которая вкладывает себя в постижение тайн музыки, свойственной «артикулированной» речи, принесла нам создания небывалой и капитальной значимости. А ведь в этом все. Единственным залогом подлинного знания является способность: способность творить или способность предвидеть. Все прочее?-?Литература…
Должен, однако, признать, что изыскания эти, которые представляются мне не слишком плодотворными, имеют по крайней мере то достоинство, что преследуют точность. Побуждения, за ними стоящие, прекрасны… Приблизительность легко удовлетворяет нашу эпоху?-?всякий раз, когда существо дела не поставлено на карту. Следовательно, эпоха наша обнаруживает больше точности и больше поверхностности, нежели любая другая: больше точности?-?вопреки себе, больше поверхностности?-?своим умением. Случайное ценит она выше сущности. Людьми она тешится, человек ей в тягость, и наипаче всего страшится она той благословенной скуки, которая, во времена более мирные и словно бы менее заполненные, рождала нам читателей истовых, трудных и желанных. Кто?-?и для кого?-?станет взвешивать ныне ничтожнейшие слова свои? И какой Расин стал бы взывать к своему непременному Буало, дабы испросить согласия на замену, в такой-то строке, слова «горестный» словом «злосчастный»,?-?каковое получено не было?
Коль скоро я взялся хоть как?то очистить поэзию от всей той прозы и духа прозы, которые ее тяготят и загромождают познаньями, абсолютно бесполезными для знания и уразумения ее сущности, я вправе пронаблюдать эффект, какой эти занятия производят во множестве современных умов. Очевидным становится, что привычка к предельной точности, уже достигнутой в известных областях (и усвоенной большинством ввиду разнообразного ее использования в повседневной жизни), стремится воздействовать на нас, делая праздными, и того пуще?-?несносными, многие традиционные построения, многие концепции и теории, которые бесспорно способны еще захватывать нас, более или менее возбуждать интеллект, понудить нас написать, и даже просмотреть, не одну превосходную книгу, но для которых явно достаточно было бы чуть большей пристальности либо нескольких парадоксальных вопросов, чтобы все эти отвлеченные миражи, произвольные системы и туманные горизонты свелись на глазах у нас к простейшим возможностям слова. Отныне все науки, располагающие лишь тем, что они изрекают, оказываются «потенциально» обесцененными за счет развития тех наук, коих достижения испытывают и применяют ежемгновенно.
Представим же себе, какие суждения могут родиться в уме, приученном к известной четкости, когда ему предлагают некие «определения» и некие «интерпретации», притязающие ввести его в понимание Литературы и Поэзии в частности. Чего могут стоить рассуждения о «Классицизме», «Романтизме», «Символизме» и т. д., когда нет для нас более непосильной задачи, нежели связать характерные свойства и качества исполнения, составившие ценность и обеспечившие жизненность данного произведения, с так называемыми общими идеями и «эстетическими» тенденциями, которые эти внушительные именования призваны обозначать. Все это?-?термины отвлеченные и условные; по условности это отнюдь не вполне «удобные», ибо разногласия авторов относительно их смысла в известной мере являются правилом, и сами они будто созданы для того, чтобы разногласия эти порождать и давать повод к бесконечным расхождениям.
Совершенно очевидно, что все эти классификации и легковесные оценки никак не способствуют наслаждению читателя, умеющего любить, равно как и у художника не углубляют понимания средств, выработанных мастерами: они не учат ни читать, ни писать. Больше того, они отвлекают и уводят интеллект от подлинных проблем искусства, тогда как сотням слепцов они позволяют блистательно рассуждать о цвете. Сколько никчемностей написано было по милости термина «Гуманизм» и сколько вздора?-?дабы уверить людей в том, что Руссо открыл «Природу»!… В самом деле, будучи приняты и усвоены публикой, вкупе с тысячами химер, бесплодно ее занимающих, эти призраки мыслей обретают видимость бытия и дают повод и материал для бесчисленных комбинаций, отмеченных своего рода школярской оригинальностью. С великой искусностью распознаем мы подобие Буало в Викторе Гюго, некоего романтика?-?в Корнеле, некоего «психолога» или некоего реалиста - в Расине… Все это не истинно и не ложно?-?да и не может быть ни ложным, ни истинным.
Я допускаю, что к литературе вообще и к поэзии в частности можно оставаться вполне равнодушным. Красота?-?дело сугубо личное; впечатление, что в некий миг узнаешь ее и проникаешься ею, наблюдается в нашей жизни сравнительно часто?-?так же как боль или наслаждение,?-?но еще больше зависит от воли случая. Никогда нет уверенности в том, что такой-то предмет восхитит нас; ни в том, что, понравившись (либо не понравившись) нам один раз, он понравится (или же не понравится) и в другой. Эта гадательность, которая опрокидывает любые расчеты, любые усилия и которая создает возможность любых отношений произведения с индивидом, какой угодно враждебности и какого угодно идолопоклонства, приводит судьбу написанного в зависимость от капризов, страстей и метаморфоз всякой личности. Если мы действительно любим некое стихотворение, любовь наша выражается в том, что мы говорим о ней как о чувстве личном,?-?ежели только мы о ней говорим. Я знавал людей, которые до такой степени ревновали то, чем страстно они восхищались, что для них нестерпимо было, чтобы кто?то еще этой вещью увлекся и даже просто узнал ее, ибо, разделенная, любовь казалась им отравленной. Они предпочитали утаивать свои любимые книги, нежели их распространять, и обращались с ними (в ущерб широкой славе авторов и выгодам их культа), как мудрые мужья Востока?-?со своими женами, которых они окружают тайной.
Если, однако, мы хотим?-?как того хочет обычай?-?видеть в литературе своего рода общественно полезный институт и связывать с репутацией народа?-?каковая является, в сущности, государственным достоянием,?-?названия «шедевров», которым подобает быть вписанными в один ряд с именами его побед; если орудия духовного наслаждения мы превращаем в средства воспитательные, возлагая на них важную роль в формировании и обучении молодых людей,?-?надлежит подумать еще и о том, чтобы не извратить тем самым подлинно своеобразного смысла искусства. Извращение это состоит в подмене бесплодными внешними сведениями и шаблонными характеристиками исчерпывающей достоверности наслаждения и прямого интереса, вызванного чьим?либо творчеством; в том, что творчество это вынуждают служить лакмусовой бумагой для педагогического контроля, материалом для досужих изысканий, поводом к абсурдным проблемам…
Все эти усилия ведут к одному: вопросы реальные подменяются некой иллюзией…
Когда я вижу, во что превращают Поэзию, что ищут в ней и что находят, как мыслится она в критике (и почти всюду), мой ум, каковой почитает себя (разумеется, следуя врожденной природе умов) самым трезвым из всех возможных, изумляется «до крайних пределов».
Он говорит себе: я не вижу во всем этом ничего, что могло бы позволить мне лучше прочесть это стихотворение, лучше исполнить его для собственного удовольствия,?-?либо представить отчетливей его структуру. Меня побуждают к совсем иному и ничем не гнушаются, дабы отвлечь меня от божественного. Мне преподносят какие?то даты и биографию, меня посвящают в чьи-то распри и теории, о которых я знать не хочу, когда дело имею с музыкой и тончайшим искусством голоса, несущего в себе мысль… Где же главное в этих суждениях и идеях? Почему забывают о том, что сразу же раскрывается в тексте, о чувствах, им пробуждаемых, ради которых он и написан? Будет еще время порассуждать о жизни, любви и взглядах поэта, о его друзьях и недругах, о его рождении и смерти, когда мы достаточно преуспеем в поэтическом осмыслении его создания,?-?когда, иначе говоря, мы станем орудием писанной вещи, так что наш голос, наш интеллект и весь заряд нашей чувствительности сочетаются, чтобы дать жизнь и могущественное присутствие творческому акту автора.
Первый же точный вопрос вскрывает поверхностность и бесплодие тех исследований и пособий, которым я только что изумлялся. Пока я внимаю этим ученым трудам, в коих нет недостатка ни в «документах», ни в обстоятельности, я ловлю себя на мысли, что не знаю даже, что такое фраза… Я не уверен, что именно разумею я под стихом. Я прочел или вообразил дюжину «определений» ритма, из которых ни одного не приемлю… Что говорю!… Стоит мне только задаться вопросом, что такое согласная, как я теряюсь в догадках; я хочу просветить себя, и я встречаю одни лишь подобия точного знания, распыленного в массе противоречивых взглядов. Если же, далее, я надумаю осведомиться о тех приемах или, лучше сказать, тех излишествах речи, какие мы объединяем неясным собирательным термином «фигура», я не найду ничего, кроме полузабытых следов чрезвычайно несовершенного анализа, которому подвергли древние эти «риторические» феномены. А ведь эти фигуры, столь пренебрегаемые современной критикой, играют роль капитальной значимости не только в поэзии явной и организованной, но и в той постоянно действующей поэзии, какая расшатывает установившийся словарь, расширяет либо сужает значения слов, оперирует ими путем аналогии и переноса, меняет ежемгновенно достоинство этой монеты и?-?на устах ли толпы, для внезапных ли нужд технического лексикона или же под неверным пером писателя?-?вызывает ту трансформацию языка, которая нечувствительно преображает его до неузнаваемости. Никто, по-видимому, даже не пытался продолжить этот анализ 2. Никто не ищет в углубленном рассмотрении всех этих замен, этих сжатых помет, этих нарочитых обмолвок и этих ухищрений, по сей день чрезвычайно туманно толкуемых лингвистами,?-?никто не ищет сокрытых в них закономерностей, которые не должны чрезмерно отличаться от тех, какие обнаруживает подчас гений геометрии в его искусстве создавать себе все более гибкие и изощренные инструменты мысли. Поэт бессознательно движется в сфере возможных связей и превращений, где он подмечает, или же получает, лишь мгновенные и частные эффекты, необходимые ему в какой?то момент его скрытого действования.
Я не спорю, что подобные изыскания невероятно сложны и что осознать их полезность способны лишь весьма немногие; готов также признать, что обстоятельный разбор «источников», «влияний», «психологии», «среды», поэтических «импульсов»?-?дело менее отвлеченное, более доступное, более «человеческое» и «жизненное», нежели погруженность в глубинные проблемы речи и ее эффекты. Я не отрицаю значения и не оспариваю интереса той литературы, которой сама Литература служит декорацией, а писатели?-?персонажами; не скрою, однако, что я не нашел в ней никакой существенной и дельной помощи для себя. Все это хорошо для разговоров, полемики, лекций, статей, трактатов и прочей деятельности чисто внешнего свойства, чьи требования весьма отличны от тех, которые предъявляет жесточайшее столкновение воли и возможностей личности. Поэзия рождается?-?и открывает себя?-?в полнейшей отрешенности и в глубочайшем сосредоточении; ежели мы подходим к ней как к объекту исследования, искать надобно здесь, в самом человеке, и лишь крайне скупо?-?в его окружении.
Подумать только?-?вновь шепчет мне мой дух простоты,?-?что эпоха, которая на заводе и стройке, на общественном поприще, в лаборатории и в конторах доводит до пределов невообразимых разделение труда, экономию и эффективность работ, чистоту и четкость операций,?-?что эта эпоха отбрасывает в искусствах преимущества накопленного опыта и отказывается полагаться на что?либо, кроме импровизации, озарения свыше и ставки на случай, наделяемых массой хвалебных имен!… Никогда в прежние времена не обнаруживалось, не выказывалось, не утверждалось и, уж конечно, не декларировалось решительней презрение ко всему, что обеспечивает неповторимое совершенство творений и придает им, в связности их элементов, цельность и полноту формы, равно как и прочие качества, каких не может им сообщить и самая чудодейственная случайность. Мы, однако, живем минутой. Слишком много перемен и всяческих революций, слишком много быстрых превращений восторженности в брезгливость и предметов насмешки в предметы бесценные, слишком много слишком несходных сокровищ, предлагаемых разом, приучают нас довольствоваться ближайшими границами наших впечатлений. Да и как в наши дни думать о долговечности, рассчитывать на будущее, заботиться о преемстве? Вполне тщетным представляется нам стремление противостоять «времени» и донести до незнакомцев, которые жить будут через две сотни лет, некие образцы, способные волновать их. Нам кажется просто непостижимым, что о нас помнило столько великих людей и что потому-то, быть может, и стали они великими. Наконец, в любой вещи все видится нам столь зыбким и эфемерным, столь неизбежно случайным, что случайности восприятия и наименее устойчивого сознания стали у нас субстанцией множества произведений.
Одним словом, поскольку мысль о потомстве развеяна как предрассудок, забота о будущности отброшена, а композиция, скупость средств, изящество и совершенство сделались неощутимы для публики менее восприимчивой и взыскательной, нежели была она в прежние времена,?-?весьма естественно, что искусство поэзии и его понимание (равно как и масса других вещей) пострадали от этого до полной тщетности любых расчетов и, того больше, любых гаданий относительно даже ближайших его перспектив. Судьбы всякого искусства зависят, с одной стороны, от судеб его материальных средств; а с другой,?-?от судеб людей, способных увлечься им, которые находят в нем удовлетворение некой реальной своей потребности. С глубочайшей древности и доныне чтение и письмо оставались единственными способами сообщения, будучи единственными формами передачи и сохранения речевого высказывания. Нельзя более поручиться за их. будущность. Что же касается людей, уже теперь видим мы, как обрушивается на них и как их прельщает столько мгновенных соблазнов и прямых возбудителей, которые с легкостью вызывают у них острейшие ощущения и дают им почувствовать саму жизнь и живое присутствие естества,?-?что позволительно усомниться, найдут ли наши внуки хоть какую?то привлекательность в обветшалых прелестях самых замечательных наших поэтов и всякой поэзии вообще.
Поставив себе целью продемонстрировать, насколько всеобщий подход к Поэзии свидетельствует о всеобщем ее непонимании, показать ее в роли печальной жертвы умов, подчас проницательнейших, но решительно к ней бесчувственных,?-?я должен пойти дальше и сделать ряд уточнений.
Сперва процитирую великого Даламбера. «Таков, как мне кажется,?-?пишет он,?-?суровый, но справедливый закон, который век наш диктует поэтам: он больше не ценит в поэзии ничего, чем не восхищался бы в прозе».
Сентенция эта?-?из числа тех, которые прямо противоположны тому, что, как мы думаем, следует думать. Стоило читателю 1760 года сформулировать суждение противное, дабы обнаружилось то, что в весьма недалеком будущем должно было стать предметом поисков и восторгов. Я отнюдь не хочу сказать, что Даламбер заблуждался, ни что заблуждался сам век его. Я имею в виду, что, думая говорить о Поэзии, он под термином этим разумел нечто совсем иное.
Одному богу известно, сколько усилий потратили поэты на опровержение этой «теоремы Даламбера» с тех пор, как была она сформулирована!…
Одни из них, движимые инстинктом, уходили в своих созданиях как можно дальше от прозы. При этом они счастливо избавились от риторики, морали, истории, философии и всего прочего, что утверждается в интеллекте лишь за счет многовидности слова.
Другие, несколько более взыскательные, совершенствуя и уточняя анализ поэтического влечения и наслаждения, а также их скрытых пружин, пытались построить такую поэзию, которую было бы невозможно свести к выражению некой мысли и, следственно, изложить, не разрушив ее, иными словами. Они обнаружили, что передача поэтического состояния, которая мобилизует все наше чувствующее существо, совершенно отлична от передачи идеи. Они убедились, что буквальный смысл поэтического создания не заключает в себе и не реализует его конечной цели, а потому отнюдь не является непременно единственным.
Однако вопреки замечательным поискам и свершениям утвердившаяся привычка судить о стихах применительно к прозе и ее назначению, оценивать их, так сказать, по тому, сколько прозы они содержат; национальный характер, все более прозаический начиная с XVI столетия; поразительные ошибки в литературном образовании; влияние театра и поэзии драматической (что значит действия, каковое есть проза по преимуществу)?-?все это увековечивает массу нелепиц и навыков, которые свидетельствуют о самом грубом невежестве в отношении основных принципов поэзии.
Не составит труда набросать список «критериев» антипоэтического сознания. То был бы перечень подходов к стихотворению, способов его оценки и разбора, которые представляют собой действия прямо противоположные усилиям поэта. Перенесенные в школу, где они служат правилом, эти бесплодные варварские приемы стремятся с детства разрушить чувство поэзии и само понятие наслаждения, которое это чувство способно доставлять.
Разделять в стихах сущность и форму, тему и ее раскрытие, звук и смысл; усматривать в ритмике, метрике и просодии нечто такое, что естественно и свободно отрывается от самого речевого высказывания, от самих слов и синтаксиса,?-?все это свидетельства непонимания или бесчувственности относительно мира поэзии. Пересказывать или же заставлять пересказывать поэму прозой, превращать ее в материал обучения либо проверки знаний?-?это не просто невинные ереси. Нужна настоящая извращенность, чтобы ухитриться столь искаженно толковать принципы искусства, тогда как, напротив, надлежало бы вводить умы в то самое царство слова, которое является прямым антиподом привычной системы обмена значимостей на действия либо идеи. Поэт распоряжается словами совсем иначе, нежели то делает практическая потребность. Слова у него, разумеется, те же самые, но их значимости совершенно иные. Оставаться вне практики, не сообщать «о дожде»?-?это-то и есть назначение поэта; и всякое доказательство, всякое подтверждена тому, что он не изъясняется прозой, идет ему только на пользу. Рифмы, инверсии, развернутые фигуры, параллели и образы все они, будь то находки или условности, служат средствами противодействия прозаической предрасположенности читателя (подобно тому как общеизвестные «законы» поэтического искусства постоянно напоминают поэту о сложности мира этого искусства). Невозможность свести его творение к прозе, невозможность изложить или постигнуть его в качестве прозы?-?таковы непреложные условия его бытия, вне которых творение это поэтически лишено смысла.
После всех этих негативных суждений я должен был бы теперь заняться положительной стороной вопроса; но, думается мне, было бы не слишком уместно предварять сборник стихов, в котором представлены самые разнообразные тенденции и творческие манеры, изложением сугубо личных идей, как бы ни старался я приводить и развивать лишь такие соображения и доводы, какие в свой черед мог бы повторить каждый. Нет ничего труднее, нежели не быть собой или же не быть собой лишь в меру желаемого.
Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги Путь песенной поэзии. Авторская песня и песенная поэзия восхождения автора Грачёв Алексей ПавловичО поэзии, выражающей переживание, и поэзии, выражающей знание В настоящее время часто всю поэзию, передающую личный опыт автора, принято называть лирикой. Но это неправильно. Лирика по определению - это поэзия, выражающая личные переживания автора. Однако внутренний опыт
Из книги Об искусстве [Том 2. Русское советское искусство] автора Луначарский Анатолий Васильевич Из книги Век Джойса автора Гарин Игорь ИвановичСТРУКТУРА ПОЭЗИИ Слова - возможно, самый трудный для искусства материал, ибо ими надо пользоваться так, чтобы передать и зримую красоту и красоту звучания, а кроме того, выразить в грамматически оформленном предложении какую-то мысль. Т. С. Элиот Я буду рассказывать
Из книги Универсальный журналист автора Рэндалл ДэвидГлава 5 Искусство задавать вопросы Газетчики задают дурацкие вопросы. Они смотрят на солнце и спрашивают светит ли оно. Сонни Листон Расспрашивать людей, держа в голове мысль о статье - особое искусство. Порой это может напоминать беседу, но это не беседа; расспросы людей
Из книги Умирание искусства автора Вейдле Владимир Васильевич Из книги Основы живописи [Учебник для уч. 5-8 кл.] автора Из книги Открытая педагогика автора Фильштинский Вениамин Михайлович Из книги Искусство оформления сайта. Практическое пособие автора Бердышев Сергей Николаевич Из книги Основы рисунка для учащихся 5-8 классов автора Сокольникова Наталья Михайловна Из книги Том 5. Произведения разных лет автора Малевич Казимир СевериновичВопросы, упражнения и творческие задания 1. Что такое рисунок? Дайте его определение.2. Какие виды рисунка вы знаете? Охарактеризуйте их.3. Расскажите об истории развития рисунка у разных народов.4. Перечислите художественные материалы, применяемые для рисунка.5. Назовите
Из книги Литературные записи автора Фурманов Дмитрий АндреевичОтветы на вопросы 2Виды рисунка – станковый, академический, учебный рисунок, наброски и зарисовки.5Выдающиеся художники русской школы рисунка: О. Кипренский, К. Брюллов, А. Лосенко, А. А. Иванов, И. Репин, Н. Крамской, В. Серов, Б. Кустодиев, В. Борисов-Мусатов, М. Врубель;
Из книги Желание чуда автора Бондарчук Сергей ФёдоровичВопросы* Вопросы миллионной толпы - «Что такое хотел сказать художник плоскостью», «Что она означает» - возбуждают желание ответить.Жаль, что творящий Бог не отвечает на вопросы и предоставляет разобраться самому гражданину в творениях и отыскать в них себе ответ. Это
Из книги "Тектоника". Лучшее. 94-98 автора Горцев Сергей«Ваши вопросы…»* Ваши вопросы застали меня в то время, когда я не думаю о том «Что?» и «Почему?».Остался один вопрос у меня пред всякой работой моей, «КАК?».Но Ваши вопросы заставили меня вернуться к моему юношеству.В годы юности моей, когда ходил на горки цветущие трав
Из книги автораВОПРОСЫ КОМПОЗИЦИИ 1. У каждого действующего лица должен быть заранее определен основной характер, и факты - слова, поступки, форма реагирования, реплики, смена настроений и т. д. - должны быть только естественным проявлением определенной сущности характера, которому
Из книги автора Из книги автораОтветы В.Шумова на вопросы зрителей Место: концерт в Смоленске (зал СФМЭИ, 600 чел.) Время: 6 июня 1987 г. - Что значит название "Центр"?- Когда мы создавались в 1982 году... Я не знаю, как у вас, у нас на сленге "центр" - это значит "очень хорошо". Вот мы решили так назвать свою