Юрий Дроздов: «Россия для США — не поверженный противник!» Светлой памяти истинного патриота и человека, который был резидентом советской разведки в Китае и США, спасал из нью-йоркской тюрьмы Рудольфа Абеля и готовил операцию по штурму дворца Амина в Кабу.
После Второй мировой войны СССР участвовал во многих локальных военных конфликтах. Участие это было неофициальным и даже секретным. Подвиги же советских солдат на этих войнах навсегда останутся неизвестными.
Гражданская война в Китае 1946-1950.
К окончанию Второй мировой войны в Китае сложилось два правительства, а территория страны была разделена на две части. Одна из них контролировалась партией Гоминьдан, возглавляемой Чан Кайши, вторая – коммунистическим правительством с Мао Цзэдуном во главе. США поддерживала Гоминьдан, а СССР – Коммунистическую Партию Китая.
Спусковой крючок войны был спущен в марте 1946 года, когда 310-тысячная группировка гоминьдановских войск при непосредственной поддержке США начала наступление на позиции КПК. Они захватили почти всю Южную Манчжурию, оттеснив коммунистов за реку Сунгари. Одновременно с этим начинается ухудшение отношений с СССР – Гоминьдан под разными предлогами не выполняет условий советско-китайского договора «о дружбе и союзе»: расхищается имущество КВЖД, закрываются советские СМИ, создаются антисоветские организации.
В 1947 году в Объединенную демократическую армию (впоследствии Народная Освободительная армия Китая) прибыли советские летчики, танкисты, артиллеристы. Решающую роль в последующей победе КПК сыграло и вооружение, поставляемое китайским коммунистам из СССР. По некоторым сведениям, только осенью 1945 года НОА получила от СССР 327 877 винтовок и карабинов, 5207 пулеметов, 5219 артиллерийских орудий, 743 танка и бронемашины, 612 самолетов, а также корабли Сунгарийской флотилии.
Кроме того, советские военные специалисты разработали план управления стратегической обороной и контрнаступления. Все это способствовало успеху НАО и установлению коммунистического режима Мао Цзэдуна. За время войны на территории Китая погибло около тысячи советских солдат.
Корейская война (1950-1953).
Сведения об участии вооруженных сил СССР в Корейской войне долгое время были засекречены. В начале конфликта Кремль не планировал участия в нем советских военнослужащих, однако масштабное вовлечение США в противостояние двух Корей изменило позицию Советского Союза. Кроме того, на решение Кремля вступить в конфликт повлияли и провокации американцев: так, 8 октября 1950 года два американских штурмовика даже нанесли бомбовый удар по базе ВВС Тихоокеанского флота в районе Сухой Речки.
Военная поддержка КНДР Советским Союзам была направлена главным образом на отражение агрессии США и осуществлялась за счет безвозмездных поставок вооружения. Специалисты из СССР готовили командные, штабные и инженерно-технические кадры.
Основная военная помощь оказывалась авиацией: советские летчики делали боевые вылет на МиГ-15, перекрашенных в цвета китайских ВВС. При этом пилотам запрещалось действовать над Жёлтым морем и преследовать самолёты противника южнее линии Пхеньян – Вонсан.
Военные советники из СССР присутствовали в штабах фронта только в гражданской одежде, под видом корреспондентов газеты «Правда». Об этом специальном «камуфляже» упоминается в телеграмме Сталина генералу Штыкову, сотруднику дальневосточного отдела МИД СССР,
До сих пор остается неясным, сколько же на самом деле советских солдат было в Корее. Согласно официальным данным, за время конфликта СССР потерял 315 человек и 335 истребителей МиГ-15. Для сравнения, Корейская война унесла жизни 54 246 тысяч американцев, а свыше 103 тысяч были ранены.
Война во Вьетнаме (1965-1975)
В 1945 году было провозглашено создание Демократической Республики Вьетнам, власть в стране перешла к коммунистическому лидеру Хо Ши Мину. Но Запад не спешил отказываться от своих бывших колониальных владений. Вскоре на территорию Вьетнама высадились французские войска с целью восстановить свое влияние в регионе.
В 1954 году в Женеве состоялось подписание документа, согласно которому признавалась независимость Лаоса, Вьетнама Камбоджи, а страна делилась на две части: Северный Вьетнам во главе с Хо Ши Мином и Южный - с Нго Динь Зьем. Последний быстро потерял популярность у народа, а в Южном Вьетнаме разгорелась партизанская война, тем более что непроходимые джунгли обеспечивали ей высокую эффективность.
2 марта 1965 года США начали регулярные бомбардировки Северного Вьетнама, обвинив страну в расширении партизанского движения на юге. Реакция СССР была незамедлительной. С 1965 года начинаются широкомасштабные поставки военной техники, специалистов и солдат во Вьетнам. Все происходило в условиях строжайшей секретности.
По воспоминаниям ветеранов, перед вылетом солдат переодевали в гражданскую одежду, их письма домой проходили такую жесткую цензуру, что попади они в руки постороннего человека, последний смог бы понять лишь одно: авторы отдыхают где-то на юге и наслаждаются своим безмятежным отпуском.
Участие СССР во вьетнамской войне было настолько засекреченным, что до сих пор не ясно, какую роль сыграли советские военнослужащие в этом конфликте. Существует многочисленные легенды о советских летчиках-асах, сражающихся с «фантомами», чей собирательный образ воплотился в летчике Ли-Си-Цыне из известной народной песни.
Однако, по воспоминаниям участников событий, нашим пилотам было категорически запрещено вступать в бой с американскими самолетами. Точное количество и имена советских солдат, участвовавших в конфликте неизвестны до сих пор.
Война в Алжире (1954-1964)
Национально-освободительное движение в Алжире, получившее размах после Второй мировой войны, в 1954 году переросло в настоящую войну против французского колониального господства. СССР в конфликтен принял сторону повстанцев. Хрущев отмечал, что борьба алжирцев против французских организаторов носит характер освободительной войны, в связи с чем, ее должен поддержать ООН.
Павел Анатольевич Судоплатов – одна из самых загадочных и трагических фигур истории советских спецслужб. Имя его было на десятилетия вычеркнуто из народной памяти. Его следственное дело, где изложены все выполненные им лично или под его руководством спецоперации, засекречено до сих пор.
Из рассекреченной части личного дела №-*** комиссара государственной безопасности 3-го ранга НКВД СССР Судоплатова Павла Анатольевича
Павел Судоплатов родился 7 июля 1907 года в городе Мелитополе в семье мельника. Украинец. В 1914 году пошел в первый класс городской школы и проучился там пять лет. В 1919 году, оставшись без родителей, сбежал в Одессу, где примкнул к компании беспризорников, промышлявших попрошайничеством и кражами съестного на базаре, но, будучи малым смышленым, конфликтов с законом не имел. Воспитанный на постулатах Нового и Ветхого Заветов, усвоенных в школе, Павел испытывал угрызения совести от жизни, которую вынужден был вести. Резко сменив вектор своих устремлений, устроился чернорабочим в морской порт.
В начале 1920 года после бегства белых из Одессы Павла, 12-летнего голодающего сироту, добрые люди пристроили «сыном полка» в 14-ю армию РККА, где он стал помощником телеграфиста роты связи. В составе армии участвовал в боях на Украине и на Польском фронте.
В мае 1921 года во время рутинного досмотра личных вещей красноармейцев начальник Особого отдела (военная контрразведка) дивизии обнаружил в походной сумке Судоплатова книгу Бухарина «Азбука революции». Пометки на полях, сделанные рукой Павла, свидетельствовали о его политической зрелости, и он был направлен на курсы подготовки политработников. По окончании их с сентября 1923 года юный красноармеец Судоплатов на комсомольской работе в Мелитополе: заведующий информотделом окружкома ЛКСМУ, член правления и комендант Клуба рабочей молодежи, секретарь ячейки ЛКСМУ завода имени В. Воровского.
В феврале 1925 года окружной комитет ЛКСМУ направил Судоплатова в Мелитопольский отдел ГПУ, где он в течение трех лет в должности младшего оперуполномоченного отвечал за работу агентуры, действующей в греческом, болгарском и немецком поселениях.
Так в 17 лет Павел Судоплатов стал кадровым чекистом.
У него блестящие способности к языкам, феноменальная память, абсолютный музыкальный слух, и уже через год он бегло говорит по-гречески, по-болгарски и по-немецки. Это помогло установить более доверительные отношения с секретными агентами и способствовало улучшению качества представляемой ими информации.
Именно в тот период Судоплатов сложился как профессиональный вербовщик, «охотник за головами». А приобретенные навыки перевоплощаться – сойти за грека или болгарина – не раз сослужат ему добрую службу при выезде в Западную Европу и Финляндию в качестве разведчика-нелегала в 1930–1940 годы.
Август 1927 года ознаменовался для Судоплатова четырьмя судьбоносными событиями: он принят в члены ВКП(б), повышен в должности и переведен в секретно-политический отдел ГПУ УССР в Харьков (столица Украины в те годы), принят на рабфак ГПУ, познакомился (!) со своей будущей женой.
ЗЛАТОКУДРАЯ КРАСАВИЦА ЭММА
Правда ли, что мужчину на дорогу жизни выводит большая любовь к женщине? 20-летний Павел нашел для себя ответ, встретив Эмму Каганову (Коган). Голубоглазая еврейка с волосами цвета дикого меда вмиг покорила его сердце и помыслы.
Павел Судоплатов с супругой Эммой. Фотографии предоставлены автором
Эмма была сколь красива, столь и умна. В свои 22 она окончила несколько классов гомельской гимназии, увлекалась литературой, музыкой, театром. Свободно владела русским, белорусским, украинским, идиш и немецким языками. В центральном аппарате ГПУ УССР Эмма координировала деятельность секретных агентов, работавших в среде украинской творческой интеллигенции, – писателей и театральных деятелей.
По признанию Судоплатова, Эмма, «этот комиссар в юбке», с первых дней знакомства взяла над ним шефство: не только приобщила к театру, музыке и русской классической литературе, но и, имея больший стаж оперативной работы, снабжала его дельными советами и рекомендациями.
В 1928 году молодые люди поженились, но официально брак зарегистрировали лишь спустя 23 года. В то время это явление было распространено повсеместно, став своеобразной советской традицией.
В феврале 1932 года супругов перевели в Москву в центральный аппарат ОГПУ СССР.
Эмму определили в секретно-политический отдел, где она руководила работой секретной агентуры, действовавшей в Союзе писателей и других творческих объединениях СССР. А Судоплатов, готовясь к работе в Германии, в штаб-квартире Организации украинских националистов (ОУН), которую создал и возглавлял Евген Коновалец, стал штудировать немецкий язык. Им Павел занимался настолько основательно, что даже дома с Эммой говорил только по-немецки…
СМЕРТЬ ПРЯЧЕТСЯ В КОРОБКЕ КОНФЕТ
В годы Первой мировой войны Евген Коновалец, полковник австро-венгерской армии, воевал против России на Юго-Западном фронте. В 1918 году после трех лет пребывания в русском плену вернулся на Украину и во главе банды украинцев-националистов занялся грабежами и еврейскими погромами. После ликвидации банды, прихватив два чемодана с награбленными драгоценностями, бежал в Германию.
В 1922 году Коновалец познакомился с Гитлером. С первой же встречи между ними возникла дружба, которую подпитывала общая ненависть к России. По инициативе Гитлера и с помощью офицеров германской разведки Коновалец создал Организацию украинских националистов (ОУН).
В 1928 году в Германии для членов ОУН были открыты особые школы, где немецкие офицеры обучали их диверсионному ремеслу и организации терактов. И в 1934 году боевики Коновальца успешно сдали экзамен на аттестат зрелости наемных убийц: в Варшаве убили польского министра Перацкого, а во Львове – советского дипломата Майлова.
В 1935 году Судоплатов под прикрытием представителя украинского антисоветского подполья был внедрен в руководство ОУН в Берлине. Ему удалось попасть на учебу в специальную нацистскую партийную школу НСДПА в Лейпциге, где проходили обучение подручные Коновальца. Завоевав расположение лидера ОУН, Павел сопровождал его в инспекционных поездках в Вену и Париж. Этому, в частности, способствовало и безукоризненное владение им немецким языком…
Коновалец настолько проникся доверием к Судоплатову, что назначил его своим полномочным представителем на Украине и посвятил в стратегические планы ОУН.
Так, опираясь на поддержку немцев, он собирался «освободить» ряд областей Украины. Для этого сформировал две бригады боевиков в 2 тыс. сабель. «Акцию отторжения» от СССР украинских территорий финансировала германская военная разведка. Коновалец также планировал устроить ряд покушений на ответственных партийных работников центрального аппарата ВКП(б) в Москве.
Добытые сведения Судоплатов доложил лично Сталину. Награда не заставила себя ждать: за успешное выполнение задания и «проявленные при этом выдержку и изобретательность» Судоплатов был награжден орденом Красного Знамени.
По указанию Сталина был разработан план упреждающих оперативных мероприятий против ОУН, в частности ликвидация Коновальца. Осуществить ее предстояло Судоплатову.
Было рассмотрено несколько способов устранения главаря ОУН. Остановились на предложении Судоплатова: использовать патологическую страсть Коновальца к шоколаду. Для этого взрывное устройство с часовым механизмом вмонтировали в коробку его любимых шоколадных конфет. Чтобы привести устройство в боевое состояние, достаточно было придать коробке горизонтальное положение. Мина срабатывала через 20 минут, что, по мнению разработчиков операции, давало возможность Судоплатову уйти невредимым и создавало ему алиби.
21 августа 1938 года Судоплатов в качестве радиста сухогруза «Шилка» отбыл из Ленинграда в Норвегию. Оттуда он позвонил Коновальцу и назначил встречу в Роттердаме.
23 августа в 11.50 Судоплатов и Коновалец встретились в ресторане «Атлант». После взаимных приветствий Павел заявил, что свидание будет очень коротким, так как он обязан вернуться на судно, но в 17.00 они вновь встретятся, чтобы обсудить все «досконально». Тут же Павел положил на стол перед Коновальцем коробку конфет.
Чтобы изменить внешность, Судоплатов в ближайшем магазине приобрел шляпу и белый плащ, а при выходе услышал слабый хлопок взрыва, напоминавший звук лопнувшей шины…
БЛАГОСЛОВЕНИЕ СТАЛИНА
– В троцкистском движении нет важных политических фигур, кроме самого Троцкого. Покончив с ним, мы устраним угрозу развала Коминтерна…
Сталин раскурил трубку и взглянул на сидевших по другую сторону стола Берию и Судоплатова. Затем, чеканя слова, будто отдавая приказ, сказал:
– Вам, товарищ Судоплатов, партия поручает провести акцию по устранению Троцкого. Вы обязаны лично провести всю подготовительную работу и лично отправить специальную группу из Европы в Мексику. Вам будет оказана любая помощь и поддержка. Обо всем будете докладывать непосредственно товарищу Берии и никому больше. ЦК требует представлять всю отчетность по операции исключительно в рукописном виде в единственном экземпляре!
Так глубокой ночью 9 мая 1939 года закончилось совещание в Кремле «малой тройки» – Сталина, Берии, Судоплатова – и началась спецоперация НКВД под кодовым названием «Утка» по ликвидации Троцкого (кличка Старик).
Со временем «Утка» будет признана классическим образцом разноплановой многоходовой операции и не только войдет в методические пособия КГБ и ГРУ – ее будут изучать в учебных классах ведущих спецслужб мира.
CHERCHEZ LA FEMME!
10 мая, на следующий после совещания день, Судоплатов получил повышение – он был назначен заместителем начальника внешней разведки НКВД.
Из агентов, осевших в Мексике после окончания гражданской войны в Испании, а также из агентуры, живущей в Западной Европе и США, Судоплатов со своим заместителем Эйтингоном сформировал две группы. Первая – «Конь» во главе с Давидом Сикейросом, знаменитым мексиканским художником. Вторая – «Мать» под началом Каридад Меркадер, испанской революционерки, смелой и самоотверженной женщины. Ее старший сын погиб в боях с войсками Франко; средний – Рамон в 1936 году воевал в партизанском отряде; младший – Луис с другими детьми бойцов-республиканцев, бежавших от франкистского режима, оказался в Москве.
«Конь» и «Мать» действовали автономно и не знали о существования друг друга. И задачи перед группами стояли разные: «Конь» готовилась к штурму виллы Троцкого в Койякане, пригороде Мехико, а «Мать» должна была внедрить своих людей в окружение Старика, поскольку там не было ни одного агента НКВД. Из-за этого стопорилась работа первой группы – ведь не было ни плана виллы, ни данных о системе и численности охраны, ни сведений о распорядке дня Троцкого.
Жизнь подсказала, что путь в ближайшее окружение Троцкого лежит через сердце женщины. И красавца-мачо Рамона подвели в Париже к некой Сильвии. По замыслу Судоплатова и Эйтингона, это был удар дуплетом, где решающую роль должна была сыграть не сама Сильвия, а ее родная сестра Рут Агелов, сотрудница секретариата и связная Старика с его сторонниками в США.
Рамон вскружил голову Сильвии, и дело шло к свадьбе. В январе 1940 года они вместе появились в Мехико. Рут Агелов ходатайствовала перед Троцким за свою сестру, и он взял ее на работу секретаршей. Так, используя «втемную» двух сестер, Рамон стал вхож в дом Троцкого. С марта 1940 года он 12 раз побывал там и даже беседовал с Троцким, представившись Жаном Морнаром, журналистом, подданным Бельгии.
КРОВАТЬ-СПАСИТЕЛЬНИЦА
Информацию, добытую Рамоном, использовал Сикейрос для штурма виллы.
Ранним утром 24 мая 1940 года 20 человек в полицейских мундирах подъехали к воротам виллы-крепости. Нейтрализовали стражу у входа. Проникнув внутрь, отключили сигнализацию, связали всех охранников и, рассредоточившись вокруг спальни Старика, открыли шквальный огонь из револьверов и ручного пулемета.
Троцкий, который жил в постоянном ожидании покушения, среагировал мгновенно: схватив в охапку жену, бросился с постели на пол и спрятался под кроватью.
Массивная кровать мореного дуба спасла обоих: у них ни царапины, а спальня превращена в крошево – нападавшие выпустили (!) более 200 пуль.
Ни одного покушавшегося полиции задержать не удалось. Кроме Сикейроса. Но в застенке он пробыл всего пару дней: президент Мексики был страстным поклонником его таланта и отпустил на все четыре стороны…
МЕРКАДЕР – ВИРТУОЗ ЛЕДОРУБА
Провал акции по устранению Старика боевиками Сикейроса был болезненно воспринят в Кремле. Режиссеры-постановщики спектакля «Утка» были вынуждены «на марше» переделывать сценарий, назначая актерам труппы несвойственные им роли. Так, сменив амплуа обольстителя на роль ликвидатора, на авансцену вышел Рамон Меркадер.
В начале августа он показал свою статью Троцкому (составлена умельцами с Лубянки) о троцкистских организациях в США и попросил высказать свое мнение. Троцкий статью взял и предложил зайти для обсуждения 20 августа.
Рамон явился в обусловленное время, имея при себе пистолет и ледоруб. На случай, если охрана отберет пистолет и ледоруб, в подкладке пиджака он спрятал нож. Обошлось: никто не останавливал и не обыскивал.
Рамон прошел в кабинет Троцкого. Тот присел к столу и, держа в руках статью, стал высказывать свое мнение. Меркадер стоял чуть позади и сбоку, делая вид, что внемлет замечаниям учителя. Решив, что пора действовать, выхватил из-под полы пиджака ледоруб и ударил Троцкого по голове.
То ли удар был слабый, то ли голова каленая, но Троцкий живо обернулся, дико закричал и зубами впился в руку Рамона. Ворвавшаяся охрана скрутила его и избила до полусмерти.
Троцкого транспортировали в госпиталь, Меркадера – в тюрьму.
Троцкий скончался сутки спустя, Меркадер вышел из тюрьмы спустя 20 лет.
Кстати, Старик чуть было не лишил Меркадера руки – на месте укуса возникло гнойное воспаление, которое грозило перейти в гангрену. Абсцесс удалось купировать пенициллиновой блокадой. Пенициллин, только-только появившийся на мировом медицинском рынке, агенты Эйтингона за огромные деньги приобрели в США и обманным путем доставили в тюрьму.
За выполнение «специального задания» Эйтингон и Каридад были награждены орденами Ленина, Судоплатов – орденом Красного Знамени.
Меркадеру было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда», но обрел он их лишь 31 мая 1960 года в Москве…
…В дальнейшем, накануне и в ходе Великой Отечественной войны, комиссар госбезопасности 3-го ранга Судоплатов не только занимал значительный пост в иерархии государственной безопасности Советского Союза, но и внес весомый вклад в нашу Победу, будучи руководителем и принимая непосредственное участие в уникальных спецоперациях НКВД «Монастырь» и «Березино», проводимых в целях дезинформации немецкой военной разведки и вермахта…
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Трудно в это поверить, но, несмотря на все заслуги перед Родиной, Павел Анатольевич Судоплатов, кавалер ордена Ленина, трех орденов Красного Знамени, ордена Отечественной войны 1-й степени, ордена Суворова 2-й степени, двух орденов Красной Звезды, десятка медалей, а также высшей ведомственной награды «Заслуженный работник НКВД», 21 августа 1953 года был арестован в собственном рабочем кабинете и обвинен в бериевском заговоре, имевшем целью «уничтожение членов советского правительства и реставрацию капитализма в СССР».
В последующем Судоплатов был приговорен к тюремному заключению сроком на 15 лет. С сентября 1958 года отбывал наказание во Владимирской тюрьме. Там он перенес три инфаркта, ослеп на один глаз, стал инвалидом второй группы, но не был сломлен духовно. Полностью реабилитирован он был лишь в 1992 году. Скончался в 1996-м, не дожив шести месяцев до своего 90-летия.
В октябре 1998 года указом президента РФ генерал-лейтенант Судоплатов посмертно восстановлен в правах на изъятые при аресте государственные награды.
Игорь Григорьевич Атаманенко – писатель, историк спецслужб, ветеран контрразведки КГБ, подполковник в отставке.
Силовые акции за границей
В 20-х годах ИНО ГПУ продолжала успешно начатую еще ВЧК практику силовых расправ с наиболее опасными для Советского Союза эмигрантскими лидерами. В Китае в результате изощренной операции засланными чекистами захвачен атаман Анненков, правнук известного поэта-декабриста, заметная фигура в казачьей белой эмиграции, по типажу очень схожий с атаманом Дутовым, с убийства которого ЧК в китайских пределах стартовала такая кампания.
Операция против Анненкова была вызвана той же ненавистью в ГПУ к атаману сибирских казаков и колчаковскому генералу, отличавшемуся в 1919–1920 годах особой жестокостью к пленным красноармейцам и партизанам, руководившим у Колчака карательными рейдами, а в эмиграции развернувшему активную деятельность по заброске офицерских групп белых террористов в СССР.
Кроме воспоминаний о щедро проливаемой Анненковым крови красных в годы Гражданской войны, особая пристрастность ГПУ к этому атаману объяснялась тем, что в китайской эмиграции Анненков стал главным борцом с течением «возвращенцев», клюнувших на советские обещания амнистии. Анненков притворно прощался с пожелавшими вернуться на советскую территорию своими подчиненными, после чего его верные казаки из засады расстреливали двинувшихся к советским границам для острастки других, решивших примириться с большевизмом. На перевале Карагач у китайско-советской границы его люди устроили из пулеметов бойню целого каравана таких «возвращенцев» еще в 1920 году, практически сразу после ухода остатков армии Анненкова в пределы Китая. Наверняка в ГПУ и это учитывали в решении любой ценой обезвредить и захватить атамана Анненкова.
На советском суде Анненков отвергал обвинения в этих расправах в свой адрес, там же он отрицал многие ходившие о нем с Гражданской войны легенды, рисовавшие его облик совсем уж демоническими красками. Что он где-то при карательном рейде изнасиловал гимназистку, что любил носиться по казахским аулам на автомобиле, стараясь обязательно задавить какое-нибудь животное или туземного ребенка. Все это он отмел, заявив: «Я воевал, мне такой ерундой заниматься было некогда». Почему-то для окончательного припечатания Бориса Анненкова клеймом полусумасшедшего выродка на семипалатинском суде ему в вину ставили и привычку играть по ночам на гармошке, и что в своем Семиреченском казачьем войске завел при штабе целый зоопарк во главе с медведицей, словно любовь к музыке или страсть к животным тоже свидетельствовала в пользу образа «белого зверя».
В 1926 году на китайской территории Анненков с одним из своих приближенных заманен в ловушку чекистов при помощи союзных им местных китайских генералов, захвачен в гостинице китайского города Калган и вывезен в пределы Советского Союза. Операцию курировал лично глава КРО ГПУ Артузов, это была совместная акция чекистской разведки и контрразведки, а саму группу захвата на территории Китая возглавлял Примаков, действовавший здесь под китайским псевдонимом Лин. Сами обстоятельства захвата Анненкова и его заместителя полковника Денисова на китайской территории группой Примакова остаются туманными для историков. То ли их тайно арестовали некие просоветские китайцы и передали Примакову для вывоза через границу, то ли это сделали наемные китайские бандиты хунхузы, то ли сами чекисты выкрали их из номера гостиницы, но в любом случае Анненков и Денисов оказались незаконно похищены и доставлены в Советский Союз. Обычно «сдавшим» Анненкова советской разведке называют местного китайского царька Фэн Юйсяна, к которому Анненков со своими казаками прибыл наниматься на службу и который искал тогда сближения с Москвой, поскольку командовал здесь гоминьдановской Первой народно-революционной армией. Чекистская спецгруппа во главе с сотрудником ГПУ Лихаревым вроде бы вывезла Анненкова через Монголию и Кяхту в советские пределы, откуда его поездом этапировали в Москву. После долгого следствия Анненков предстал за прошлые грехи перед советским судом в Семипалатинске, что не удалось сделать с Дутовым, был приговорен к смертной казни и в 1927 году казнен в Новосибирске.
Историей с похищением атамана Анненкова тщательно занимался Иван Серебренников, ранее эсер и министр снабжения в правительстве Колчака, после своего бегства в Харбин в чехословацком эшелоне с документами чешского солдата ставший в Китае своего рода летописцем белой эмиграции 20 – 40-х годов в этой стране. В своем известном исследовании «Великий отход» о белой эмиграции на Дальнем Востоке Серебренников пишет, что уже тогда ГПУ распространяло ложь о том, что Анненков сам предпочел вернуться в Советский Союз в некоем раскаянии за свои злодеяния в годы Гражданской войны. Во что при близком знакомстве с фигурой Анненкова абсолютно невозможно поверить. Как пишет тот же Серебренников, под следствием чекистов Анненков вел себя очень достойно и даже дерзко, а перед расстрелом пожелал палачам из ГПУ «еще встретиться в бою с его солдатами».
Есть и альтернативные версии, что Анненков в эмиграции и после тюремного заключения у китайцев сдал, впал в депрессию и действительно подался к сменовеховцам, ратовавшим за признание Советов, на этом и попался на уговоры, поехал в Советский Союз добровольно, а здесь был обманут ГПУ и за прошлые грехи казнен. Но при близком знакомстве с личностью Анненкова и его роли в Белом движении, в том числе и в эмиграции, в это очень уж сложно поверить. Есть и компромиссные версии, как, например, предположение подробно исследовавшего «Дело Анненкова» омского историка В.А. Шулдякова: Анненков попал в ловушку разведчиков ГПУ и был обманом или насильно вывезен в СССР, а здесь уже действительно сломался, написав это нужное Советам покаяние в обмен на приемлемое обращение с ним на Лубянке до самого конца его жизни. Поэтому, как предполагает Шулдяков, в заключении в Москве с Анненковым обходились подчеркнуто корректно и не подвергали его пыткам, а одно время вместо камеры внутренней тюрьмы на Лубянке даже держали втайне на конспиративной московской квартире под контролем чекиста Зюка.
В этой операции ГПУ была интересная деталь: поскольку суд состоялся и советская юстиция свой приговор бывшему «белому зверю» Анненкову вынесла, а признавать незаконную по любым международным нормам силовую акцию за пределами СССР не хотелось, то советские учебники и энциклопедии повторяли оригинальную версию. Анненков после 1920 года, по этой версии, был эмигрантом, а в 1926 году «оказался на территории СССР», здесь арестован, и советский суд воздал ему должное. Советские люди, сбитые с ног этой юридически безупречной версией (на территории СССР ведь он и вправду оказался, никакого обмана по форме не было), гадали: то ли случайно атаман забрел через границу, то ли с заданием эмигрантского центра заброшен нелегально и здесь попался. А правда оказалась прозаичнее, не по своей воле он здесь оказался, а был похищен и затащен в Советский Союз для суда, исход которого был предрешен заранее.
Эта двойственность сохраняется и сейчас в тех изданиях, где деятельность органов всей системы ЧК – КГБ принято в патриотических традициях оправдывать обстановкой «того времени» во всех случаях. В вышедшей уже в 2004 году «Энциклопедии секретных служб России», написанной как раз в такой традиции гордости за чекистскую историю, операция по вывозу в СССР Анненкова описана и вовсе так витиевато, что трудно понять ее смысл: «В приграничных районах органы ОГПУ продолжали борьбу с закордонными бандами. В 1926 году советским агентам удалось уговорить казачьего атамана Анненкова явиться с повинной в советскую военную миссию, где он обратился к белоэмигрантам с призывом возвращаться на Родину. В 1927 году по приговору суда Анненков был расстрелян».
Здесь в желании в очередной раз обелить органы ГПУ и скрыть факт пиратского похищения человека, никогда не имевшего даже советского гражданства, на территории сопредельного государства, авторы энциклопедии явно перегнули палку. Сейчас мы слишком хорошо знаем личность атамана Анненкова и его прошлые «заслуги» перед советской властью, чтобы поверить, что советские агенты его уговорили явиться добровольно. Знаем примерно и каким образом его затащили на советскую территорию, где заставили подписать это обращение к эмигрантам возвращаться в Советскую Россию. К тому же такая странная интерпретация «Энциклопедией секретных служб России» дела о похищении атамана Анненкова мало того что выглядит не слишком логичной (сначала «уговорили», а затем все равно расстреляли, а ведь при уговорах положено давать какие-то гарантии), так еще и защищаемые авторами органы ГПУ рисует в том же неприглядном свете. Ведь, по этой версии, уговорившие Анненкова чекисты коварно его обманули, да и «хорошая» агитация за возвращение эмигрантов получилась: сам обратившийся к ним с таким призывом человек на родине тут же расстрелян, тут и решившиеся на возвращение задумались бы и повернули обратно.
Ссылки же историков ЧК на какое-то право на подобные действия ввиду репутации Анненкова и его жестокости в годы Гражданской войны вряд ли можно считать состоятельными. Во-первых, ссылка на личность жертвы в таких операциях, противоречащих нормам международного права, не должна приниматься в качестве аргумента изначально. А во-вторых, при всех реальных или приписанных ему советской историей злодействах, при всех его «поездах смерти» Анненков не совершил ничего более ужасного, чем многие деятели ЧК, заманившей его в свои сети через несколько лет после окончания Гражданской войны. Как и Дутов, Семенов, Иванов-Ринов или Унгерн фон Штернберг, которых советская пропаганда считала главными головорезами в белом лагере, чем и оправдывала любые акции ЧК и ее наследников против этих людей.
В Европе в том же 1923 году операцией разведки ИНО ГПУ с мудреным названием «Дело № 39» (операция по разгрому в Европе центра украинской эмиграции сторонников Петлюры) заманен в Советский Союз для продолжения подпольной борьбы лидер украинских эмигрантов-самостийников Тютюнник, здесь он также арестован и расстрелян. Здесь едва ли не впервые разведка ГПУ опробовала свой в дальнейшем фирменный и вполне успешный метод «Треста», когда эмигрантам подсовывали созданную руками чекистов якобы антисоветскую организацию и от ее имени втягивали их в оперативные игры и заманивали для ареста в СССР. Юрко Тютюнник отправился через границу для встречи с представителями как раз такой легендированной ГПУ организации украинских националистов под названием «Высшая войсковая рада».
После рейда петлюровских отрядов Тютюнника в 1921 году через советско-польскую границу и обратно, известного в истории украинской эмиграции как «Зимний поход Тютюнника», он стал главой всей боевой организации петлюровцев в Европе и вступил в конфронтацию с самим Петлюрой, упрекая старого вождя националистов в нерешительности. При этом Тютюнник возглавлял в петлюровской эмиграции специально созданный для подпольной работы против СССР Партизанско-повстанческий штаб (ППШ), который при содействии польской Дефензивы расположился в польском городе Тарнув, а позднее перебрался во Львов. Там Тютюнник, все меньше советуясь с самим Петлюрой, налаживал связи с оставшимися на советской территории атаманами украинских банд, вел переговоры при содействии поляков с белым центром Савинкова и таким же повстанческим штабом «Зеленого дуба» белорусских националистов Адамовича (атаман Деркач). На этом желании Тютюнника стать новым вождем боевой украинской эмиграции и создать свое подполье на советской части Украины в ГПУ и сыграли.
Чекисты все сделали по классической модели таких своих акций. Сначала арестовали в СССР эмиссара Тютюнника из петлюровцев Заярного, затем заставили его направить Тютюннику заявление о создании мощной «Войсковой рады» под началом атамана Дорошенко в Украинской ССР и о подготовке ей восстания украинцев, а в июне 1923 года переплывшего тайно Днестр Тютюнника взяли на советском берегу. Здесь под видом лидеров «Рады» его встретили чекисты, их лидера играл лично Заковский, будущий заместитель наркома НКВД при Ежове. В СССР Тютюнника включили в тайные игры ГПУ с украинской эмиграцией, затем заставили писать покаянные письма о признании советской власти, но в 1929 году все равно расстреляли, как ставшего ненужным в оперативных схемах. Такие игры по «трестовской» модели сильно ударили по эмиграции украинских сепаратистов. Кроме фиктивной «Высшей войсковой рады», ГПУ создало «Черноморскую повстанческую группу» из своих агентов во главе с пойманным и перевербованным петлюровским атаманом Гамалией. Как и Тютюнник, на этот крючок попался и для связи с ней на территорию СССР прошел другой видный лидер петлюровцев Гуленко (Гулый), арестованный на конспиративной квартире ГПУ в Одессе.
Не признавало ГПУ до последних дней существования системы спецслужб Советского Союза и другие ликвидации своих политических противников за границей. В том же 1926 году в Париже прямо на улице некто Шварцбард застрелил главного украинского эмигранта Симона Петлюру, в войну возглавлявшего армию украинской сепаратистской Директории. Сам Шварцбард на суде заявил, что действовал в одиночку и убил Петлюру в отместку за еврейские погромы петлюровцев на Украине и гибель своих родственников. Большинство же исследователей ликвидацию Петлюры считают также акцией внешней разведки ГПУ, полагая ее организатором чекистского разведчика из ГПУ Володина. Сами деятели петлюровского движения УНР не сомневались в том, кто направлял руку убийцы их вождя. Они в отместку планировали тогда убить в зале суда самого Шварцбарда, а в советской Украине организовать покушение на главу Совнаркома Украинской ССР Чубаря – так об этом сообщали сводки ИНО ГПУ со ссылкой на агентуру в петлюровском эмигрантском центре.
Внутри петлюровской эмиграции, как и среди альтернативных ей украинских движений в эмиграции (УВО, ОУН или монархистов-гетманцев), уже с начала 20-х годов активно действовала внедренная агентура ГПУ. Одним из самых ценных агентов чекистов среди украинских эмигрантов был Дмитрий Бузько по кличке Профессор, до революции известный террорист из эсеров, бежавший с царской каторги в эмиграцию, но после ареста ЧК сломленный в 1919 году и завербованный в агенты. Бузько все 20-е годы работал агентом ГПУ в украинской диаспоре в Западной Европе, после отзыва в СССР стал писателем и проживал в Одессе, в 1937 году ликвидирован НКВД в разгар репрессий.
Кроме Европы, тайные силовые акции и ликвидации ГПУ в 20-х годах практиковало и в других регионах мира. Например, на территории Афганистана и Ирана, где укрылись крупные формирования выбитых из пределов СССР басмачей из узбеков, туркменов, таджиков. Здесь лидеры басмаческого движения создавали свои эмигрантские национальные союзы, как, например, «Фаал» в Афганистане или «Комитет счастья Бухары» в английском еще тогда Пешаваре, забрасывая через советскую границу своих эмиссаров и боевые отряды басмачей. В северных провинциях Афганистана прямо у границ СССР обосновался один из самых непримиримых и деятельных лидеров узбекского басмачества Ибрагим-бек, именно против него ГПУ провело точечную операцию на афганской территории. От имени завербованного ГПУ агента Ибрагим-беку назначили встречу недалеко от афганского города Мазари-Шариф, где в горном селении приехавшего с небольшой охраной лидера басмачей сотрудники ГПУ расстреляли на месте из засады, убив его вместе с охранниками в ходе короткой перестрелки.
В 1929 году ГПУ на Дальнем Востоке организована одна из самых кровавых вылазок среди операций против эмигрантов по ту сторону границы – так называемый «Трехреченский рейд». Отборная группа сотрудников ГПУ и поддерживавших их бойцов пограничных войск через границу ворвалась в принадлежавший Китаю район Трехречья (у трех притоков реки Аргунь, местные называют этот район Барга), перебив в нескольких селах более сотни поселившихся здесь казаков Семенова и членов их семей, поскольку из Барги ранее семеновцы тоже совершали вылазки на территорию СССР. При этом границу перешли нагло и в открытую, отойдя после бойни назад, а пытавшийся оказать слабое сопротивление пост китайской пограничной стражи был просто перебит, убито 6 китайских солдат. Командовал этим «Трехреченским рейдом» чекист Моисей Жуч из ГПУ, запомнившийся спасшимся тем, что посреди подожженных сел гарцевал в знаменитой кожаной чекистской куртке и революционных красных штанах, подобно герою культового советского кинофильма «Офицеры». Сейчас эту кровавую акцию ни в каких славящих ЧК – ГПУ энциклопедиях особо не поминают, предпочитая рассказывать только о белоэмигрантских вылазках в СССР. А тогда эмиграция после событий в Трехречье была в шоке, 16 октября 1929 года было объявлено по русской эмиграции днем траура по жертвам акции ГПУ в Трехречье, этот вопрос тогда обсуждался в Лиге Наций в Женеве.
Во Франции же с начала 20-х годов обосновался самый опасный тогда центр активной русской эмиграции, более других тревоживший Лубянку, – Российский общевоинский союз (РОВС). Это организация эмигрантов из Белого движения из бывших офицеров и рядовых армий Деникина, Врангеля, Миллера, Колчака. Еще в годы нахождения ушедшей в 1920 году из Крыма врангелевской армии в Турции барон Врангель преобразовал свое войско в этот союз, сохраняя боеготовность своих офицерских кадров на случай новой войны с Советской Россией.
Сам барон Врангель так и не стал жертвой спецоперации ГПУ, хотя такие планы на Лубянке несколько раз разрабатывались. Правда, его внезапную смерть в 1928 году в Бельгии от обострившейся болезни некоторые тоже считают результатом тайного отравления ГПУ, но доказательств этому нет, хотя дочь Врангеля и настаивала на том, что отца отравил ядом в пище завербованный ГПУ его ординарец. Члены же РОВС, особенно из числа главных руководителей и самых активных деятелей белоэмигрантского террора, несколько раз гибли от рук чекистов-разведчиков. Так, в 1925 году во французском Фонтенбло был тайно похищен и затем убит известный член РОВС Монкевиц, до революции 1917 года руководитель Военной разведки царской армии и в РОВС у Врангеля занимавшийся вопросами разведки. И после смерти Врангеля, когда РОВС возглавил его преемник генерал Кутепов, очень популярный в белой эмиграции и откровенный сторонник террора против Советского Союза, тайные акции советской разведки против этой организации усилились.
К середине 20-х годов активность советской разведки, особенно в странах Европы, заметно усилилась. Эти структуры ГПУ и РККА обросли мускулами и мышечным мясом разведки – резидентурами в большинстве европейских столиц и тайной агентурой из завербованных местных граждан. Силовые акции в иностранных государствах в связи с этим сразу усилились и стали еще изощреннее. Кроме непосредственно силовых ударов в виде похищений и ликвидаций своих противников, чекисты начали проводить и хитроумные комбинации по дискредитации лидеров антисоветской эмиграции, по компрометации их центров в глазах приютивших их правительств, по стравливанию различных движений антисоветской эмиграции между собой. Это уже значительно более сложная форма работы разведки, она с ростом профессионального мастерства чекистов и ростом их резидентур за границей шла на смену примитивному орудованию револьвером из арсенала «красного террора» времен Гражданской войны, перенесенного теперь и за границу.
Чистых белогвардейцев из РОВС натравливали на ультрарадикалов из «Братства русской правды» или на первых российских фашистов из партий Вонсяцкого, Родзаевского, Сахарова, Светозарова. Умеренных белогвардейцев кадетского склада – на монархистов из обосновавшегося в Париже «Высшего монархического совета» (ВМС) из сторонников уцелевших Романовых. Среди монархистов стравливали сторонников великого князя Николая из ВМС (возглавляемого известным черносотенцем Марковым) и сторонников великого князя Кирилла из Романовых, основавших свой штаб кирилловцев в германском Кобурге. Удалось в эмиграции найти даже очень экстравагантных неомонархистов, бывших противниками реставрации Романовых вообще и грезивших о некоей «советской монархии» на основе союза монархистов с большевиками и эсерами о возвращении идеи Февральской революции с дополнением ее конституционной монархией с новой династией. Эту сектантскую группу разведка ГПУ пыталась поддерживать и использовать против ВМС и кирилловцев. Сторонников единой России натравливали исподволь на центры национальных движений Украины или Грузии, на сепаратистов кавказских народов или сторонников независимого казачьего движения.
Оперативные методы воздействия на непримиримую к Советам часть российской эмиграции параллельно уговорам вернуться применялись тоже очень активно. В 1929 году чекист Крошко, известный в ГПУ под агентурной кличкой Кейт, организовал в Германии провокацию по всем законам жанра царской охранки эпохи Судейкина, представив германскому правительству и его спецслужбам обосновавшихся в их стране лидеров «Братства русской правды» уголовными преступниками, якобы пользующимися поддельными документами и желающими разжечь советско-германский конфликт. В результате немецкая тайная полиция арестовала временно лидера германского филиала «Братства» Орлова и еще ряд членов этой радикальной организации эмигрантов, деятельность этой партии в Германии операцией Крошко была парализована. Крошко для этой операции использовал заведомо поддельные документы о преступной деятельности германского филиала «Братства русской правды».
Когда-то насоливший еще ЧК проникновением в ее ряды с чужими документами в годы Гражданской войны, белый офицер Орлов и в эмиграции пытался обратить против ГПУ оружие чекистской провокации, при помощи перебежавшего на сторону эмигрантов разведчика ИНО ГПУ Якшина (Сумарокова) изготавливая подделки советских документов и пугая ими европейские спецслужбы. А чекистский агент Крошко завернул против «Братства русской правды» очередной виток контрпровокации. Орлова и беглого чекиста Якшина арестовали, как и тайную сотрудницу германской госбезопасности Дриммер, из-за романа с которой ранее немецкие спецслужбы и белоэмигранты Орлова перевербовали Якшина. Сам Крошко тоже был из белоэмигрантов, состоял в эсеровском центре Савинкова, а после перевербовки ГПУ стал доверенным агентом советской разведки в эмиграции с широким охватом: кроме «Братства русской правды» он работал в Германии по РОВС и по центру монархистов кирилловцев в Мюнхене. После ареста Орлова и его соратников над Крошко сгустились тучи подозрения в работе на Лубянку, его вскоре отозвали в Советский Союз, где он дожил до глубокой старости.
В операции по этому разоблачению перед немецкими властями белоэмигрантского центра Орлова задействовали и завербованного в начале 20-х годов разведкой ГПУ владельца частного сыскного агентства в Берлине Ковальчика, немецкого выходца из Польши. Через его частное агентство ГПУ подбрасывало нужную информацию германской политической полиции и задействовало детективов агентства Ковальчика в слежке за русскими эмигрантами. Вербовка ГПУ частного детектива и найм его агентства для оперативной работы на советскую разведку – это уникальный случай в истории спецслужб СССР. Это разведка Российской империи в начале ХХ века часто практиковала такой метод использования для работы на себя французских, английских, германских частных сыскных агентств и даже сама организовывала их под именем своих зарубежных агентов. Но разведка Советского Союза ни до, ни после работы с «Агентством пана Ковальчика» в Берлине в подобном не была замечена. Работа же с Ковальчиком продолжалась затем и в 30-х годах почти до начала Второй мировой войны.
В 1937 году, после одного из арестов Ковальчика немецким гестапо и выпуска его за недостатком улик, на Лубянке вдруг уверились в его перевербовке и перестали Ковальчику доверять. Советские связники активно стали приглашать его нелегально выехать в СССР, но частный детектив догадался, чем может закончиться там разбирательство по его делу, и ехать в Москву отказался. Тогда с Ковальчиком просто прервали отношения. Хотя после войны из германских архивов гестапо узнали, что Ковальчик не был двойным агентом и на берлинскую резидентуру ГПУ – НКВД работал честно.
В Болгарии после прихода к власти социалистического премьера Стамболийски, решившего наладить болгаро-советские связи, болгарские спецслужбы получили от правительства задание обмениваться информацией с коллегами из ГПУ, чем чекисты тут же воспользовались. Группа чекистов под началом Иванова организовала убийство в Болгарии в 1922 году активиста белой эмиграции Агеева, представив это как результат борьбы между различными течениями русских эмигрантов. Болгарской полиции безопасности ГПУ подбросило сфальсифицированные улики, обвиняющие в убийстве Агеева эмигрантский центр бывшего деникинского генерала Покровского. В результате болгарские «охранники», взяв в сопровождение союзников чекистов, совершили под предлогом обыска настоящий налет на штаб людей Покровского в городке Кюстендил, разгромив его и арестовав многих эмигрантов. Сам Покровский и его сторонники оказали при этом вооруженное сопротивление, в итоге герой Белого движения и командир конного корпуса Виктор Покровский был убит на месте возглавлявшим этот налет офицером болгарской тайной полиции Кюмиджиевым. Сам Кюмиджиев и несколько его «охранников» получили в этой перестрелке ранения, что привело затем к осуждению схваченных по ложному обвинению белоэмигрантов.
Крупный центр РОВС в Болгарии, самый деятельный и одним из первых под началом Покровского начавший заброску в СССР диверсантов, был разгромлен в результате такой на первый взгляд противоестественной совместной операции социалистического ГПУ и охранки царской Болгарии. С советской стороны, кроме резидента ГПУ в Болгарии Иванова, эту акцию возглавлял чекист Семен Фирин, в 30-х годах ставший одним из печально известных руководителей системы лагерей ГУЛАГ в НКВД, в 1937 году Фирина расстреляют при зачистке в НКВД людей из «команды Ягоды». Супруга Семена Фирина Софья Залесская в тех же 20-х годах тоже работала в Европе против эмигрантов, только как сотрудник военной разведки – Разведупра РККА. В 1922 году в Берлине ее удалось даже внедрить под видом кухарки в дом лидера ЦК партии эсеров в эмиграции Виктора Чернова, и полученные из эсеровского центра Залесской сведения использовали в том году на Московском процессе против партии эсеров. Позднее Залесская работала в резидентурах Разведупра в Германии и Румынии, ее как отличного оперативника отмечал начальник Разведупра Берзин. В 1937 году как жену «изобличенного изменника» Фирина и как человека тоже арестованного Берзина ее арестовал НКВД, и в августе 1937 года Залесская расстреляна.
В том же 1922 году представители РОВС в Болгарии прямо обвинили спецслужбы этой страны в тесной работе с ГПУ на ликвидацию колонии русских эмигрантов. Начальник контрразведки в РОВС генерал Кутепов открыто заявил, что в качестве агентов влияния советских спецслужб против белоэмигрантов действуют софийский градоначальник Трифанов и главный шеф полиции безопасности Мустанов. Доказать факт вербовки столичного мэра и главы тайной службы страны ГПУ ровсовцам не удалось, поэтому их лидеры Кутепов и Самохвалов были решением правительства депортированы из Болгарии. И главный штаб РОВС, поначалу обосновавшийся в Софии, с 1923 года эмигрантами перенесен в Париж. Советская спецслужба праздновала еще одну победу, а этой ее операции, правда заретушировав многие детали, посвящен советский фильм «Берега в тумане». Хотя уже в 1923 году этот роман советских и болгарских спецслужб закончился, переворот правых военных привел в премьерское кресло врага Советского Союза Цанкова.
Но и после свертывания взаимной работы с болгарскими спецслужбами и после сильного удара по подполью полиции при Цанкове ГПУ продолжало в Болгарии свои тайные акции диверсионного характера. Так, уже в 1938 году попытались убить в Софии известного писателя-эмигранта из России Ивана Солоневича, бежавшего в 1934 году из СССР пешком через финскую границу, бывшего рупором и идеологом белой эмиграции. За несколько лет Солоневич стал кумиром молодого поколения эмиграции, основал независимое от РОВС движение «Штабс-капитанов», а издаваемая им в Софии антисоветская газета «Голос России» особенно раздражала советскую разведку. ГПУ действовало в стиле настоящих террористов, прислав на дом к Солоневичу анонимную посылку с бомбой внутри, при попытке открыть ее погибли жена Солоневича и его секретарь Михайлов, сам писатель не пострадал только благодаря случаю, в момент взрыва он находился в соседней комнате. Не останавливались и перед покушениями на самих болгарских политиков, занимавших антисоветскую позицию, в основном руками местных подпольщиков и болгарских агентов Коминтерна.
Самой дерзкой акцией стало покушение на самого премьер-министра страны Цанкова 16 апреля 1925 года, когда руками болгарских агентов советской разведки была взорвана мощная бомба в одном из православных храмов Софии во время службы. Ненавистный Москве Цанков уцелел, но погибло 150 непричастных впрямую к его политике человек. Исполнители теракта в храме позднее найдены цанковской контрразведкой и уничтожены. Бомбу в Софийской церкви Святого Воскресения боевики из нелегальной группы компартии под началом Янкова заложили по приказу ИНО ГПУ и взорвали в момент отпевания ранее убитого левыми террористами болгарского генерала Георгиева, на котором предполагалось участие Цанкова и многих членов его правительства. Взрыв и ликвидация Цанкова должны были по плану ГПУ и «военки» болгарской БКП стать первыми звеньями в цепи нового левого восстания, для которого боевики Янкова усиленно завозили в Болгарию поставляемое из СССР оружие. Цанков остался жив, восстания не случилось, а сама БКП этим жестоким терактом в церкви была в православной стране здорово дискредитирована. Даже работавший с людьми Янкова в этом деле резидент советского Разведупра Нестерович ужаснулся содеянному собственными спецслужбами. Бывший царский офицер на службе Советов еще не успел прокалиться насквозь пламенной классовой ненавистью, он порвал с советской разведкой и бежал, пришлось его ГПУ отлавливать по Европе и тайно ликвидировать.
В ходе массовых облав цанковской полицией безопасности в Софии и в провинции арестованы и в ускоренном порядке расстреляны кроме самих исполнивших теракт в церкви боевиков и десятки других членов запрещенной Болгарской компартии. В их числе был расстрелян и главный организатор покушения на Цанкова по поручению разведки ГПУ Коста Янков, бывший офицер болгарской армии, возглавлявший нелегальную боевую организацию БКП и бывший в 1923 году одним из вожаков попытки коммунистического восстания в Болгарии. Во время той же массовой облавы охранки покончил с собой, не желая сдаваться в руки врага, и лидер ЦК БКП Иван Манев. При схожих обстоятельствах ранее застрелился при попытке его ареста и известный боевик нелегального крыла БКП Димитр Гичев. Так что неудачное покушение в Софии на Цанкова ГПУ стоило жизни не только совершенно непричастным к этим классовым битвам посетителям церкви, но и самым ценным кадрам компартии Болгарии.
Эта акция 16 апреля 1925 года в Софии очень показательна. Не тем, что ради попытки убить неприятельского политика угробили полторы сотни случайных людей, – такие мелочи, как знаменитые «щепки при рубке леса», чекистов не тревожили. И не тем, что взрыв организовали в Божьем храме, если уж у себя на родине в это время церкви громили сотнями, а священников гнали на погибель на Соловки. И не тем, что рядовые исполнители акции и их командиры из болгар погибли, а главные организаторы спокойно сидели на Лубянке, – это обычная история в таких тайных операциях. А тем, что так легко спецслужбы СССР пошли на попытку тайного убийства главы правительства чужой страны.
Дореволюционная разведка России лишь раз замечена в соучастии в дворцовом перевороте в Сербии 1903 года с последующим цареубийством там короля Александра Обреновича, да и то там всю грязную работу сделали местные террористы из «Черной руки», а российские разведчики никакой прямой команды на убийство королевской семьи не давали. Разведка СССР с первых лет своего существования так же легко перешла к тактике физической ликвидации зарубежных политиков и глав государств или правительств, как без колебаний начали уничтожать за границей собственных эмигрантов. Это главная особенность покушения на Цанкова, сколько раз еще в ХХ веке мир станет свидетелем таких силовых операций советских спецслужб за пределами СССР, а такие акции даже в мире спецслужб считаются самым верхом беззакония в действиях разведки, нарушением последних табу ее негласного кодекса.
Еще одна заметная особенность бросалась в глаза и тоже понемногу становилась фирменным почерком советских спецслужб – обвинять в провалах собственных сотрудников, многим из которых ошибки даже двадцатилетней давности припомнили в годы сталинских чисток в 1936–1939 годах. Так, бывший резидентом Разведупра в Германии Петр Скобелевский (Вольф) в 1923 году был главным связным этой спецслужбы со штабом готовящегося в Германии всеобщего восстания в КПГ. Скобелевский был одним из тех, кто резонно призывал Москву не форсировать восстание, честно сообщая о недостатках в его организации и о недостаточном количестве оружия у создаваемых военным аппаратом КПГ «рабочих сотен». Но в советских спецслужбах и Коминтерне в упоении грядущей победой выступление подстегивали, приказ на отмену выступления дали за день до него, а не получившие этого приказа лидеры КПГ в Гамбурге начали свое знаменитое выступление, закончившееся провалом и большой кровью.
В архивах ГПУ и Коминтерна осталось множество документов, в которых после провала Гамбургского восстания пытались найти виновных в собственных рядах, и во многом был обвинен офицер Разведупра Скобелевский. В частности, ему поставили в вину создание внутри КПГ под своим началом тайной террористической группы для ликвидации выявленных провокаторов и индивидуального террора против врагов КПГ, ее членов в 1924 году немцы судили по знаменитому делу «О Германской ЧК». Создание боевой группы Скобелевский не согласовал с Разведупром, да и сама террористическая тактика в преддверии массового восстания Коминтерном и спецслужбами СССР была тогда признана вредной и отвлекающей от генеральной линии. Скобелевского Разведупр решил в начале 1924 года отозвать из Германии, но в апреле 1924 года его арестовала здесь за эту самую группу «Германской ЧК» немецкая тайная полиция. В 1927 году разведчика обменяли на кого-то из немцев в СССР, но зачислили в неблагонадежные, а при первых же залпах Большого террора в 1937 году расстреляли. Возглавлявшего во время этих бурных событий 1923 года в Германии партийную разведку в КПГ и бывшего главной связью Скобелевского со штабом восстания Феликса Вольфа (настоящая фамилия Кребс) после поражения в Гамбурге советская разведка даже прятала в здании посольства СССР в Берлине. Затем Вольфа негласно вывезли в Советский Союз, а в бойню 1937 года обвинили в гамбургской неудаче вместе со Скобелевским и расстреляли.
В соседней с Германией Польше в 20-х годах советская разведка очень часто прибегала к диверсионным акциям против режима Пилсудского и собственными силами, и руками соратников из нелегальной польской компартии. Особенно до 1924 года, когда на востоке Польши ГПУ и Разведупр практически открыто курировали партизанские отряды коммунистов, когда такой отряд Ваупшаса из советских чекистов и их польских товарищей совершил дерзкий налет на городок Столбцы, отбив в местной тюрьме политзаключенных и разгромив местные полицейские участки.
В это же время под крышей советского дипломатического представительства в Варшаве сидел известный резидент ИНО ГПУ из чекистов-поляков Мечислав Логановский, когда-то лично Дзержинским еще привлеченный в ряды ЧК, хотя до революции был террористом польской националистической ППС. Логановский в начале 20-х годов организовал несколько терактов в самой Варшаве, включая разрушительный взрыв в Варшавской цитадели с десятками погибших поляков, сравнимый по жестокости с акцией в Софийском соборе. Работавший в посольстве СССР в Польше вместе с Логановским и ставший затем невозвращенцем советский дипломат Беседовский, сбежавший в Париже прямо через ограду советского посольства, писал в воспоминаниях, что Мечислав Логановский был одним из самых безжалостных среди встречаемых им многочисленных чекистов, «человеком твердой воли, железной выдержки и зверской жестокости, в чьих глазах человеческая жизнь не имела никакой ценности». Этот советский резидент, так закалившийся еще в безжалостном дореволюционном терроре польской ППС, вскоре после подрыва Варшавской цитадели был отозван в Москву, но и сменивший его на посту резидента в Польше еще один выходец из польских чекистов Казимир Кобецкий достаточно известен в советской разведке (там он часто проходит под фамилией Барановский, это один и тот же человек). В отличие от жестокого боевика Логановского он производил обманчивое впечатление тихого интеллигента в очках, а кровавым диверсиям и терактам предпочитал тонкую агентурную работу. В конце 30-х годов и мрачный фанатик Логановский, и интеллектуал-оперативник Кобецкий вместе расстреляны НКВД по делу о польском контрреволюционном заговоре среди чекистов.
После первых же таких громких акций в Европе и Азии против белой эмиграции и иностранных лидеров «антисоветского настроя» активность советской разведки была замечена, и с ней стали считаться. В кругу разведок тогдашних европейских держав к середине 20-х годов советская разведка уже имела репутацию достаточно сильной и умелой, а также безжалостной в плане методов и безразличной к международному праву.
Очень характерна в этом плане паника в парламенте Великобритании после обнародования знаменитого «Меморандума Зиновьева», где от имени этого лидера партии большевиков и Коминтерна предлагалось силами советской разведки организовать восстание индийских и пуштунских племен, покончив тем с властью Великобритании над Индией и Кашмиром. ГПУ и военная разведка РККА через свои сети Коминтерна, безусловно, работала и в этом важнейшем регионе, но все же никаких признаков уже подготовленного восстания в Северной Индии и Кашмире при их участии тогда выявлено не было. Шум был большой, именно тогда глава МИДа Великобритании Остин Чемберлен обратился к СССР с нотой протеста, обстоятельства которого сейчас в основном забылись, а фраза «Наш ответ Чемберлену» осталась крылатой до сих пор, тогда по советским городам ходили манифестации с лозунгами «Пролетарии последний раз предупреждают Чемберлена». Советский ответ в 1927 году Чемберлену действительно был шумным, нарком иностранных дел Литвинов послал ответную возмущенную ноту в Лондон о «происках и клевете» в типичном советском стиле, а пролетарский поэт Демьян Бедный на страницах советских газет ответил на английскую ноту еще более хлестко: «Мистеру Чемберлену – мед вместо хрену». Такой тогда в Стране Советов ценился политический юмор.
Уже вскоре стало известно, что английские парламентарии стали жертвой именно этой демонизации зарубежного монстра советской разведки и непроверенных сведений собственных разведчиков, поскольку это сотрудники МИ-6, английской внешней разведки, добыли «секретный меморандум Зиновьева». А передали эти документы английскому резиденту разведки в Латвии Николсону русские белоэмигранты. То ли они хотели тем самым еще больше рассорить Лондон с Москвой, то ли английские джеймсы бонды перестарались в желании выслужиться и получить повышение, то ли была ловкая игра по дезинформации – концов этой громкой тогда провокации так и не найдено.
По другой версии, в руки МИ-6 эти изготовленные фальшивки передали члены белоэмигрантского «Братства русской правды», когда глава филиала «Братства» в Германии Орлов наладил производство таких фальшивок с чекистскими печатями для устрашения Запада и обострения его отношений с СССР. Хотя пик скандала пришелся на 1924 год, когда английские разведчики тайно похитили багаж члена компартии Англии Макмануса, найдя в нем документы о подрывной работе ГПУ по исполнению «плана Зиновьева», включая поддержку антибританского движения в Индии и субсидирования самих английских коммунистов для антиправительственной деятельности. Полагают, что джентльмены из английской разведки выдали здесь за улики из чемодана Макмануса те самые изготовленные белоэмигрантами фальшивки, хотя не секрет, что ГПУ и Коминтерн в те годы действительно массово переправляли европейским компартиям деньги на подрывную деятельность и пропагандистскую литературу.
Эта фобия, часто раздуваемая на всякий случай белой эмиграцией в Европе, обострялась в моменты арестов настоящих агентов советской разведки и разоблачения свитых ими сетей, которые действительно впечатляли. Как это было в той же Франции в конце 20-х годов, когда впервые разоблачена мощная сеть французских агентов советской разведки из компартии и профсоюзов, несколько лет успешно действовавшая на французской земле, тогда же был арестован возглавлявший ее резидент советского Разведупра РККА во Франции Узданский. Или когда выяснилось, что разведчик ИНО ГПУ Григанович сумел внедриться в самое высшее руководство разведывательной службы Генштаба армии Литвы, а после разоблачения благополучно сумел скрыться и бежал назад в СССР. Сам герой этой истории Викентий Григанович, чекист и разведчик с большим стажем, в 1938 году в Советском Союзе расстрелян в чистки НКВД.
В той же Литве советская внешняя разведка добилась еще более внушительного успеха, завербовав белогвардейского генерала Клещинского, пошедшего на службу в армию независимой Литвы и дослужившегося там до поста начальника Генштаба. Автором вербовки Клещинского считают резидента ИНО ГПУ в Каунасе Лебединского. Уже после ухода в отставку с поста начальника Генштаба Клещинский продолжал поддерживать связь с советской разведкой. В 1927 году литовская тайная полиция Жвалгиба вычислила его и арестовала на собственной квартире в момент передачи сведений секретной информации его советскому связнику Соколову. По приговору литовского суда Клещинский был расстрелян, но его случай шокировал и руководство Литвы, и круги белой эмиграции.
Размах тайной работы в западноевропейских странах в 20-х годах был заметен и по такому громкому делу, как история с обществом «Аркос» в Великобритании. Когда после 1923 года Советский Союз начали признавать европейские державы, обмениваясь с ленинской Москвой посольствами, ГПУ и Разведупру стало заметно проще работать, и они тут же развернулись. Еще в 1921 году в Лондон приезжала советская делегация наркома внешней торговли Красина, в ее составе был сотрудник ЧК Клышко, который и стал крестным отцом советского торгового общества «Аркос», под крышей которого ГПУ и штаб Коминтерна очень быстро развернули шпионский центр на Британских островах. Когда в 1924 году британское правительство Макдональда признало СССР и установило с ним дипотношения, эта работа значительно расширилась.
В 1922–1927 годах шла эта бурная деятельность, когда чекистские и коминтерновские агенты вербовали в Англии осведомителей, строили козни против немногочисленного здесь отделения белоэмигрантского РОВС, подпитывали деньгами и информационными материалами Английскую компартию Гарри Поллита (на эти деньги английские коммунисты устроили уличные массовые беспорядки на 1 мая 1926 года), готовили диверсии на флотах западных государств руками сформированной в недрах «Аркоса» тайной «Интергруппы» моряков разных стран под контролем Коминтерна. Всю эту работу курировал из советского посольства резидент ИНО ГПУ в Лондоне Радомский, а в самом штабе «Аркоса» – чекист Степан Мельников, которого только в 1926 году отозвали в СССР после обострившегося у него психического заболевания вследствие тяжелой контузии на Гражданской войне.
Прикрыть «Аркос» английским спецслужбам удалось только в 1927 году, получив неопровержимые улики шпионской деятельности ГПУ под его прикрытием, тогда был произведен знаменитый «Налет на «Аркос» в мае 1927 года и на время разорваны отношения между Лондоном и Москвой. Этой победы добились спецслужбы Великобритании, разгром «Аркоса» стал финальной точкой в их операции против советской разведки, где британцам удалось переиграть ГПУ, завербовав в «Аркосе» часть советской агентуры в двойные агенты. Главными агентами-двойниками стали латыш Карл Корбс, завербованный Особым отделом Скотленд-Ярда (эта структура тогда наравне с МИ-5 занималась в Британии контрразведкой и госбезопасностью), и его соотечественник из Латвии Петр Мидлер. Затем в «Аркос» был внедрен двойной агент из русских Анатолий Тимохин, завербованный английской военной разведкой еще в 1918 году, во время оккупации британскими войсками Мурманска, а затем переданный на связь в контрразведку МИ-5. Именно через этих двойных агентов в «Аркосе» английская контрразведка сначала подсунула ГПУ дезинформацию о ложных шифрах и поддельных чертежах британских подводных лодок, а в мае 1927 года с их помощью устроила свой знаменитый налет на «Аркос», захватив там уличающие советскую разведку материалы о подрывной деятельности на территории Великобритании.
Разгром «Аркоса» с временным прекращением в Лондоне его деятельности и временным разрывом дипотношений с Лондоном повлек в ГПУ расследование этого дела и расправу с виновными. Завербованный английской Интеллидженс сервис агент Тимохин и после разгрома «Аркоса» в Ленинграде стал тайным сотрудником ГПУ, одновременно в качестве «крота» установив уже в СССР связь с английской разведкой, его выявили в ГПУ и арестовали в 1928 году. Тогда же за рубежом тайными операциями выкрали и доставили для следствия в СССР проваливших «Аркос» агентов-предателей Корбса и Мидлера. Они не горели желанием после разгрома «Аркоса» возвращаться в СССР, зная о подозрениях ГПУ против них, предпочтя остаться в странах Западной Европы, а их коллега и двойной агент в «Аркосе» Кирхенштайн вообще отбыл в США и избежал расправы со стороны чекистов.
Корбса спецгруппа ГПУ похитила в голландском Роттердаме, заманив на борт советского парохода «Онега» и тайно вывезя на нем в Ленинград, спрятав его в тайник в машинном отделении, в июле 1928 года. А в сентябре того же года и по той же схеме в немецком Гамбурге пригласили на борт советского судна «Герцен» и Петра Мидлера, работавшего там в советском представительстве «Совтрансфлота», захватив и доставив морем в Ленинград и его. В изоляторе Лениградского ГПУ Корбса, Мидлера и Тимохина сделали главными обвиняемыми этого известного «Дела № 569» об измене в «Аркосе» годом ранее. Всех их лично допрашивал начальник Ленинградского ГПУ Мессинг, а Корбса для допросов даже этапировали в Москву во внутреннюю тюрьму ГПУ на Лубянке. По этому же делу арестовали еще несколько человек из «Аркоса» рангом поменьше, арестовали и родного брата Петра Мидлера Антона, кадрового чекиста из ГПУ и шифровальщика в былом «Аркосе», обвинив его в разглашении брату-изменнику тайной информации по службе.
Сейчас все материалы этого «Дела № 569» рассекречены и опубликованы писателем Игорем Лосевым в его книге «ОГПУ против Скотленд-Ярда» об этой запутанной истории вокруг «Аркоса». На следствии Корбс, Тимохин и братья Мидлер обоюдными обвинениями «утопили» друг друга, все они за измену советской разведке и делу мировой революции по постановлению Особого совещания ГПУ в итоге расстреляны. Так закончился скандал вокруг «Аркоса», второй раз после «плана Зиновьева» так всколыхнувший Англию и показавший масштаб проникновения советской разведки в страны Западной Европы. Главную нагрузку в деле тайных операций и диверсионной работы за пределами СССР в ИНО ГПУ несло особое подразделение, созданное специально для этого в 20-х годах и засекреченное так, что даже не многие чекисты знали о его существовании. Это знаменитый 5-й спецотдел ГПУ, или «Спецбюро № 5», как его официально именовали с 1928 года. Его возглавлял тогда чекист Яков Серебрянский, в ГПУ известный под ласковым именем Яша, хотя личность и работа этого человека никак не располагала к таким сентиментально-уменьшительным прозвищам. Это был опытный боевик из дореволюционной партии эсеров, совершивший еще до 1917 года ряд громких терактов и лично причастный к убийству начальника Минской тюрьмы. В 1921 году он в качестве эсера арестован советской властью, но затем амнистирован, вступил в партию большевиков и принят на работу в ЧК, где в 20-х годах и стал в ГПУ руководителем специального бюро по диверсиям и ликвидациям за границами Советского Союза. В дальнейшем извилистая судьба боевика и чекиста Серебрянского совершит еще не один поворот с арестами своими соратниками, помилованием, очередным арестом и смертью в тюрьме от инфаркта, но в 20-х годах он еще на коне, и его спецотдел обрастает в Европе легендами. Все главные специалисты по тайным акциям и ликвидациям советских спецслужб сталинского периода вышли из этого «отдела Яши», такие как Судоплатов, Зарубин, Эйтингон, Шпигельгласс, Перевозчиков, Сыркин, Григулевич, Зубов и другие.
Аллен Даллес говорил: «Об успешных операциях спецслужбы помалкивают, а их провалы говорят сами за себя». Однако нам все же известны несколько успешных операций КГБ СССР за рубежом, которые провальными не назовешь.
Операция "Вихрь"
Поздним вечером 3 ноября 1956 года на переговорах с советской стороной офицеры КГБ СССР арестовали нового министра обороны Венгрии Пала Малатера. Уже в 6 часов утра 4 ноября советское командование отправило в эфир кодовый сигнал «Гром». Он означал начало операции «Вихрь» по подавлению венгерского восстания.
Задача подавления мятежа возлагалась на Особый корпус. В общей сложности, в операции «Вихрь» участвовало более 15 танковых, механизированных, стрелковых и авиадивизий, 7-я и 31-я воздушно-десантные дивизии, железнодорожная бригада (больше 60 тысяч человек).
Для захвата городских объектов были созданы спецотряды, их поддерживали 150 десантиников и БМД и по 10-12 таков. В каждом отряде были сотрудники КГБ СССР: генерал-майор Павел Зырянов, генерал-майор Кузьма Гребенник (будет назначен военным комендантом Будапешта), известный нелегал Александр Коротков. В их задачи входила организация захвата и арест членов правительства Имре Надя.
За один день были захвачены все основные объекты в Будапеште, члены правительства Имре Надя укрылись в югославском посольстве.
22 ноября в 18.30 у посольства Югославии в Будапеште выстроились легковые автомобили и небольшой автобус, в котором находились дипломаты и члены венгерского правительства, в том числе и Имре Надь. Полполковник КГБ приказал пассажирам автобуса покинуть его, но дожидаться реакции не стал. Автобус взяли в «коробочку» несколько бронетраспортеров. Председатель КГБ Серов доложил в ЦК, что «И. Надь и его группа арестованы, доставлены в Румынию и находятся под надежною охраной».
Ликвидация Степана Бандеры
Ликвидировать Степана Бандеру было не так просто. Он всегда ходил с телохранителями. Кроме того, его опекали западные спецслужбы. Благодаря их содействию несколько покушений на лидера ОУН было сорвано.
Но КГБ умел ждать. Агент КГБ Богдан Сташинский несколько раз приезжал в Мюнхен (под именем Ганса-Иоахима Будайта), пытаясь найти следы Степана Бандеры. В поисках помог... простой телефонный справочник. Псевдоним Бандеры был «Поппель» (нем. дурак), его то и нашед Сташинский в справочнике. Там же значился и адрес предполагаемой жертвы. Затем много времени ушло на подготовку к операции, поиск путей отхода, подбор отмычек и так далее.
Когда Сташинский в следующий раз прибыл в Мюнхен, с ним уже было орудие убийства (миниатюрное двуствольное устройство, заряженное ампулами с цианистым калием), ингалятор и защитные таблетки.
Агент КГБ начал ждать. Наконец, 15 октября 1959 года, примерно в час дня он увидел, как машина Бандеры заезжает в гараж. Сташинский воспользовался заранее приготовленной отмычкой и первым проник в подъезд. Там были люди - какие-то женщины переговаривались на верхних площадках.
Первоначально Сташинский хотел дождаться Бандеру на лестнице, но долго там оставаться он не мог - его могли обнаружить. Тогда он решил спускаться по лестнице. Втреча состоялась уже у квартиры Бандеры на третьем этаже. Украинский националист узнал Богдана - до этого он уже встречал его в церкви. На вопрос «Что вы здесь делаете?» Сташинский протянул в сторону лица Бандеры газетный сверток. Прозвучал выстрел.
Операция "Тукан"
Кроме акций возмездия и организации подавления восстаний КГБ СССР также много сил уделял поддержке угодных Советскому Союзу режимов за рубежом и борьбе с неугодными.
В 1976 году КГБ совместно с кубинской спецслужбой ДГИ была организована операция «Тукан». Она заключалась в формировании нужного общественного мнения по отношению к режиму Аугусто Пиночета, который неоднократно заявлял, что главным его врагом и врагом Чили является коммунистическая партия. По словам бывшего офицера КГБ Василия Митрохина, идея операции принадлежала лично Юрию Андропову.
«Тукан» преследовал две цели: дать негативный образ Пиночета в средствах массовой информации и простимулировать правозащитные организации к началу активных действий по внешнему давлению на лидера Чили. Информационная война была объявлена. В третьей по популярности американской газете New York Times вышло целых 66 статей, посвящённых правам человека в Чили, 4 статьи, посвящённых режиму Красных кхмеров в Камбодже и 3 статьи о соблюдении прав человека на Кубе.
Во время операции «Тукан» КГБ также сфабриковал письмо, где американская разведка обвинялась в политических преследованиях чилийской спецслужбы ДИНА. В дальнейшем многие журналисты, включая Джека Андерсона из New York Times, даже использовали это сфабрикованное письмо как доказательство причастности ЦРУ к нелицеприятным моментам операции «Кондор», направленной на ликвидацию политической оппозиции в ряде стран Южной Америки.
Вербовка Джона Уолкера
КГБ был известен многими успешными вербовками специалистов западных спецслужб. Одной из самых удачных оказалась вербовка в 1967 году американского шифровальщика Джона Уолкера.
В это же время в руках КГБ оказалась американская шифровальная машина KL-7, которая использовалась всеми службами США для шифровки сообщений. По словам журналиста Пита Эрли, который написал о Уолкере книгу, с вербовкой американского шифровальщика возникла ситуация, «как если бы ВМС США открыли филиал своего центра коммуникаций прямо посреди Красной площади».
Все годы (17 лет!), пока Джон Уолкер не был рассекречен, вооруженные и разведовательные силы США оказывались в патовой ситуации. Где бы ни проходили секретные учения, организуемые по всем правилам конспирации, всегда рядом оказывались сотрудники КГБ. Уолкер передавал таблицы ключей к шифровальным кодам ежедневно, но вовлек в свою агентурную сеть семью, что его и погубило.
На скамье подсудимых он оказался благодаря показаниям бывшей жены Барбары. Его приговорили к пожизненному заключению.
Освобождение заложников "Хезболлы"
30 сентября 1985 года в Бейруте были захвачены четверо сотрудников советского посольства (двое из них - кадровые сотрудники КГБ Валерий Мыриков и Олег Спирин). Захват происходил «по классике»: блокировка машин, черные маски, стрельба, угрозы. Сотрудник консульского отдела Аркадий Катков попробовал оказать сопротивление, но один из нападавших остановил его пулеметной очередью.
Ответственность за захват взяла на себя ливанская группировка «Силы Халеда Бин аль-Уалида», однако бейрутская резидентура КГБ установила, что истинными организаторами захвата являлись шиитские фундаменталисты «Хезболлы» и палестинские активисты ФАТХа. Также поступила информаиция о том, что захват советских дипломатов был согласован с радикальными представителями духовенства Ирана, а террористы получили благословение религиозного лидера «Хезболлы» шейха Фадлаллы.
В этой операции характерно, что тайную ликвидацию бывшего кадрового чекиста, по каким-то причинам изменившего своей службе, доверили исполнить коминтерновским кадрам из числа членов боевой организации одной из европейских компартий, в данном случае германской. Это была обычная тогда для советских спецслужб практика, и Коминтерн часто использовался Лубянкой для подобных операций. В свою очередь, и изменившие делу социализма сотрудники Коминтерна и иностранных компартий, выполнявшие ранее задания советских спецслужб, точно так же преследовались за пределами Советского Союза, как и изменившие советские граждане, и так же становились жертвами тайных ликвидаций. Как, например, американская коммунистка и агент советской разведки Джульетта Пойнтс, порвавшая с 1936 года со спецслужбами СССР. Она в 1937 году бесследно пропала прямо в США, как предполагают, тайно похищена и убита агентом советской разведки и тоже американским гражданином Минком, который затем был агентом и диверсантом НКВД по кличке Херц на фронте испанской войны, где причастен к похищению и убийству лидера испанских троцкистов Андреаса Нина. После этого следы Минка теряются, то ли его убили в отместку за Нина троцкисты из группировки ПОУМ, то ли ликвидировал сам НКВД, то ли убийцу на службе Лубянки вывезли в Советский Союз, где позднее расстреляли как шпиона.
Или немецкий коммунист и коминтерновец Георг Земмельман, застреленный в 1931 году по приказу советской разведки наемным убийцей сербом Пикловичем за разрыв с ГПУ. «В 1931 году разразился громкий скандал вокруг некоего Георга Земмельмана. Земмельман работал на ИНО ГПУ с 1921 года. Земмельман обратился в редакцию одной из венских газет с предложением опубликовать серию его статей о советском шпионаже в Германии. Особое место в его разоблачениях должно было занять описание подлинной деятельности Ганса Киппенбергера, отвечавшего в Политбюро КПГ за связь партийного подполья с советской разведкой. Сербский коммунист Андрей Пиклович, выдававший себя за студента-медика, 27 июля 1931 года застрелил Земмельмана в его собственной квартире».
В этом описании очередной тайной ликвидации советскими спецслужбами своего изменившего агента из путеводителя Д.П. Прохорова и О.И. Лемехова по судьбам советских перебежчиков (с очень метким подстрочным названием «Заочно расстреляны») убивший Земмельмана югослав Пиклович назван коммунистом. То есть действовавшим идейно приверженцем Коминтерна, убившим такого же бывшего коминтерновца-немца за измену общему великому делу. Хотя в других исследованиях авторы считают Пикловича обычным наемным убийцей, нанятым ГПУ для исполнения этой ликвидации за деньги и оказывавшим подобного рода услуги советской разведке и в дальнейшем, в частности при охоте на бежавшего в Европе советского разведчика Райсса. По словам некоторых невозвращенцев из рядов советских спецслужб, под легендой серба Пикловича вообще мог скрываться кадровый сотрудник ГПУ и советский гражданин Шульман, действовавший под этим именем в Европе, но подтверждений этому нет. Ганс Киппенбергер, отвечавший в подполье немецких коммунистов за связь с ГПУ и партийную разведку, действительно много знал, опасаясь после заявлений покойного Земмельмана его ареста. ГПУ организовало Киппенбергеру побег в СССР, где он работал в аппарате Коминтерна, а затем был расстрелян чекистами в годы репрессий. Застреленный немец – агент и изменник, наемный киллер серб, расстрелянный своими коминтерновец с массой заслуг перед советской разведкой – обычный антураж одной тайной операции спецслужб СССР из эпохи 30-х годов.
Особенно показательным выглядит факт найма для исполнения ликвидации своего перебежчика профессионального убийцы, не слишком вяжущийся с привычным образом насквозь идеологизированных советских спецслужб. Пиклович еще хотя бы считался коммунистом и сочувствующим Москве, если вообще не был советским разведчиком, хотя, по мнению многих, в истории с Земмельманом был просто нанят за деньги. И это не единичный факт такого использования советскими спецслужбами профессиональных убийц в подобных операциях. Тот же американец Минк, которого подозревают в ликвидации коминтерновки Пойнтс и в последующих убийствах троцкистов в Испании, начинал в Нью-Йорке как самый обычный мафиозный киллер. И в дальнейшем в подобных операциях спецслужб СССР будут попадаться такие типажи профессиональных убийц, совершенно далеких от идей социализма и движения Коминтерна, как голландец Бусс, немец Вольдемутт или анонимный «офицер турецкой армии».
Одним из самых известных киллеров и террористов на службе советской разведке в 20 – 30-х годах считается Мустафа Голубич, уроженец Боснии из югославов-мусульман. Этот человек еще с семнадцати лет состоял в террористической организации сербских националистов «Черная рука», в 1914 году был соучастником убийства этой организацией эрцгерцога Фердинанда Габсбурга в Сараеве, арестован позднее за террор во Франции и судим по Солунскому процессу над «Черной рукой» в 1917 году, по которому лидеров группировки во главе с Аписом расстреляли. С 1921 года Голубич объявил себя коммунистом и был членом тайной боевой организации компартии Югославии, прошел по линии Коминтерна боевую подготовку в Москве и с 1923 года был резидентом ИНО ГПУ в Вене, а затем работал на Разведупр РККА. За полтора года работы на советские спецслужбы, все подробности которой до сих пор неизвестны и окутаны массой легенд, Голубич, в советской разведке имевший кличку Исмет, выполнял такие специфические поручения из Москвы в Греции, Франции, Китае, Германии. Есть свидетельства о причастности Голубича к тайным убийствам, а также к похищениям для получения выкупа, один из таких выкупов якобы передан Голубичем НКВД на организацию убийства Троцкого в Мексике. Об этом загадочном югославе по кличке Исмет, объявленном позднее в титовской СФРЮ народным героем Югославии, говорили и то, что он был одним из инициаторов военного переворота в Белграде в марте 1941 года, когда при содействии советской разведки группа офицеров свергла прогерманское правительство Цветковича. И что Голубич в Китае был советским резидентом под легендой простого рикши, и что он был любовником актрисы Греты Гарбо. Но точно установлено, что этот человек уникальной судьбы был агентом советской разведки и оказывал ей услуги профессионального убийцы и диверсанта. В 1941 году Мустафа Голубич был резидентом советской военной разведки в оккупированном немцами Белграде, попал в облаву гестапо и был казнен.
Но Пиклович, Голубич, Минк и другие при их ремесле профессиональных террористов или наемных убийц хотя бы формально объявили себя коммунистами по убеждению. Также можно еще понять логику советских спецслужб, дававших в СССР приют и укрытие с новыми документами иностранным коммунистам, на их родине разыскивавшимся за откровенный терроризм, хотя это и идет вразрез с современным пониманием устоев международного права. Так, в СССР был укрыт немецкий коммунист Эрих Мильке, будущий многолетний шеф спецслужбы ГДР Штази, убивший в Германии двух офицеров полиции. Или итальянский боевик компартии Бертелли, в Советском Союзе под новым именем взятый на службу в разведку после того, как скрылся из Италии после убийства сотрудника полиции.
Но здесь, повторюсь, нарушая международные законы, которые СССР никогда не торопился соблюдать, на Лубянке укрытие и использование на своей службе разыскиваемых за террор и криминальные деяния людей еще могли объяснить их идеологической близостью первому социалистическому государству. А были случаи в довоенной истории ГПУ – НКВД и использования в своих операциях за деньги или на основе обмена услугами и профессиональных террористов, абсолютно далеких от коммунистического или даже просто левого движения.
Например, в операциях доставки болгарскому левому подполью оружия от ГПУ в 20-х годах был задействован советской разведкой один из лидеров македонской террористической организации ВМРО (Внутренняя македонская революционная организация) Тодор Паница. А ВМРО, несмотря на громкое и «революционное» название, была в чистом виде националистической организацией, одной из самых дерзких тогда в Европе, боровшейся за независимость Македонии и вскоре начавшей тесно сотрудничать на этой почве с разведкой нацистской Германии. Паница не так долго был соратником ГПУ, в 1925 году в результате внутренней борьбы среди верхушки ВМРО он был убит бывшими соратниками в театре Вены за измену делу македонской независимости.
Временами явная идеологическая неразборчивость ГПУ – НКВД и военной разведки СССР в вопросах такого «найма профессионалов» просто поражает, пользовались услугами откровенных террористов, никоим образом к марксизму не причастных. Так, знаменитый в 20-х годах в Германии террорист и грабитель банков Макс Гельц и не скрывал своих анархистских взглядов, к марксизму был явно холоден, скорее приближался к безыдейному Робин Гуду от террора и экспроприаций. Но и его ГПУ использовало в своих тайных операциях в Германии, а после ареста оно обменяло Гельца, доставив его из германской тюрьмы в СССР, где в 1933 году лихой немецкий террорист-разбойник утонул, купаясь в реке в Подмосковье. Его странная смерть в речке породила затем версии о ликвидации его в Советском Союзе ГПУ, хотя и не ясно, зачем же тогда вытаскивали его из германской тюрьмы. Но вот советский перебежчик Вальтер Кривицкий из НКВД твердо был уверен: Гельца ликвидировали за несогласие с советской политикой и планы вернуться в Германию, когда ГПУ засекло его визит в германское консульство.
Собрат Гельца по анархистскому террору 20-х годов Макс Гольдштейн также не скрывал своих анархистских взглядов, был в розыске целого ряда тайных полиций различных государств за террор. Он в 1918 году прибыл в Россию и присоединился было к большевикам, даже участвовал в их подполье в Одессе и в боях Красной армии, но вскоре вновь отбыл из Советской России из-за разногласий с Советами и остался на позициях террориста-анархиста. Но и с ним в ГПУ нашли общий язык, используя в попытке дестабилизации обстановки в Румынии для организации затем румынского похода Красной армии и экспорта в эту страну революции. В Бухаресте, работая в контакте с советским ГПУ, Гольдштейн взорвал бомбу в сенате Румынии, при этом погибло несколько сенаторов, а также подготовил покушение на главу МВД Румынии Арджетояну. После ареста Гольдштейн отрекался от контактов с советской разведкой и утверждал, что эти теракты он организовал как анархист и глава террористической группы румынских анархистов, хотя румынская тайная полиция Сигуранца и предоставила суду доказательства тесных связей Гольдштейна с ГПУ. В 1922 году на суде по делу «270 террористов» этот боевик от анархии и союзник советского ГПУ был осужден на пожизненную каторгу, где в 1925 году убил себя долгой голодовкой.
Так же легко через компартию Палестины и еврейскую секцию Коминтерна под началом Бергера установили связь с сионистскими террористами на Ближнем Востоке, боровшимися террором за уход англичан и создание независимого государства Израиль, а от идей социализма откровенно далекими. Так, с 20-х годов ГПУ работало в Палестине с еврейским террористом Лукачером по кличке Хозро, одним из приближенных главного еврейского террориста тех лет Израиля Шойхета, создателя террористической организации «Штерн». В середине 20-х годов Лукачер по заданию советской разведки возил оружие для прокоммунистической тайной организации «Гдуд Гаавода» («Рабочий батальон»), а в 1926 году вместе с командирами этой группы Мехонаем и Элькиндом даже побывал в Москве, где вел от лица сионистских террористов переговоры с ГПУ о совместной работе. Правда, при следующем своем вояже в СССР в 1934 году Лукачер арестован НКВД и осужден как террорист и английский шпион, но с началом войны в 1941 году выпущен из лагеря на фронт, под Сталинградом пропал без вести.
Силовые операции против иностранных граждан к этому времени стали обычной практикой разведки Советского Союза, что особенно тогда возмущало мир за пределами СССР. Западные исследователи истории советских спецслужб до сих пор поражаются тому, с какой легкостью на Лубянке решались в довоенную пору на ликвидации или похищения граждан, никаким законным образом с первой в мире страной победившего социализма не связанных. Вот мнение известного на Западе специалиста по истории органов ЧК – КГБ Д. Баррона: «Советский Союз убивал и выкрадывал иностранцев начиная уже с 1926 года. В тот год агент ОГПУ застрелил в Париже украинского лидера Симона Петлюру. Средь бела дня посреди московской улицы был похищен посол Эстонии в Советском Союзе Ало Берк… Больше о нем никогда не слыхали. А 22 мая 1932 года в Гамбурге застрелили бывшего коммунистического курьера Ганса Виссингера. Так же ликвидировались сотрудники советской разведки, навлекшие на себя гнев своих начальников. В 1934 году в Нью-Йорке убит глава ОГПУ в Соединенных Штатах Валентин Маркин».
Хотя это конкретное утверждение Баррона не раз опровергалось отечественными исследователями спецслужб (а самого Баррона многие из них считают предвзятым русофобом за его книги о КГБ) в той части, что в случае с эстонским дипломатом Берком (правильно – Бирком) похищение могло быть инсценировано для прикрытия его же работы на ГПУ, а смерть советского резидента в США Маркина под колесами автомобиля (по другой версии – забитого насмерть в драке в одном из баров Нью-Йорка), найденного мертвым на улице, до сих пор официально считается несчастным случаем, – в целом Баррон все равно прав. Советская разведка в случае необходимости не колеблясь шла на силовые действия против граждан чужих государств, как из числа бывших российских подданных-эмигрантов, так и из настоящих иностранцев.
Там, где советская разведка по каким-либо причинам не могла сама дотянуться до изменившего ей иностранца из коминтерновского движения, она не останавливалась ни перед чем, чтобы доставить ему неприятности. Характерный пример: когда на разведку СССР перестал работать ее бывший агент чех Грилевич (он был убежденным троцкистом и после изгнания Троцкого из Союза с Лубянкой порвал по идейным соображениям), его бывшие кураторы не остановились перед тем, что просто сдали его тайной полиции родной Чехословакии как советского агента, а затем еще и затребовали его выдачи. Грилевичу повезло, чехи не выдали его Москве после ареста, а вскоре и вовсе освободили, хотя советская разведка даже подбросила чехам сфальсифицированные документы о шпионаже Грилевича в пользу нацистской Германии. Но сам факт попытки расправы с бывшим своим агентом оглашением его работы на себя же вражеской разведке (а для спецслужб Советского Союза в 20 – 30-х годах ХХ века все иностранные разведки были вражескими, включая, разумеется, и чехословацкую) о многом говорит.
Вопрос расправы со своим же разведчиком в случае его ухода за рубежом почти всегда решался методом тайной ликвидации. В 20-х годах случаи такого ухода за кордон сотрудников советских спецслужб были еще единичными. Первая серьезная волна таких побегов пошла к концу 20-х годов (Опперпут, Агабеков, Биргер, Беседовский и др.), и связана она была с вычищением из большевистской партии сторонников Троцкого в СССР. Многие из тогдашних сотрудников ГПУ в 20-х годах не скрывали своей троцкистской ориентации, сохранявшейся у них с бурных лет Гражданской войны. Единицы из таких откровенных троцкистов в ГПУ взбрыкнули тогда, как Блюмкин, и поплатились за это жизнью или решились бежать из СССР, как чекист Агабеков.
Именно с конца 20-х годов работа по розыску и ликвидации за рубежом своих перебежавших сотрудников перестает для разведки ГПУ быть делом исключительным, а налаживается на постоянной основе именно по причине возросшего количества таких беглецов. Тогда же власть дает своей спецслужбе и законное основание для этой деятельности – постановление Президиума ВЦИК СССР от 21 ноября 1929 года с грозным и длинным названием «Об объявлении вне закона должностных лиц из граждан СССР за границей, перебежавших в лагерь врагов рабочего класса и крестьянства и отказывающихся вернуться в СССР». Именно на основании этого постановления ВЦИК сотрудники ГПУ имели право за границей похищать или на месте ликвидировать перебежчиков из своих рядов без дополнительного документа или даже заочного приговора по каждому из них в отдельности. В 1934 году с обострением обстановки в СССР советский закон дополняется санкцией госбезопасности на репрессии в отношении сбежавшего за границу сотрудника спецслужб, да и вообще любого советского военнослужащего. С этого времени у сотрудников НКВД и Разведупра берут расписки в том, что они предупреждены: в случае их измены и бегства за рубеж их родственники в СССР могут быть расстреляны, а в отношении их самих автоматом будет разрешена внесудебная расправа НКВД в любой точке мира без дополнительных предупреждений.
Написавший за границей книгу «ЧК за работой» Агабеков среди других тайн советской спецслужбы рассказал и о чистках в ее рядах, пока еще ненасильственными методами, когда с 1923 года из ГПУ начали выдавливать разными методами или прямо изгонять приверженцев троцкистской оппозиции, каких в рядах чекистов тогда было достаточно много, поскольку еще не сильно окрепшая тогда власть в лице генсека Сталина проводила в 1923–1927 годах политику: «Троцкого оставить на его постах, а всех троцкинят безжалостно отовсюду изгонять». Агабеков даже описал партсобрания чекистского актива 1923 года, где он и другие троцкисты из ГПУ временами оказывались в большинстве и были подавлены начальством лишь за счет различных ухищрений: «Долой бюрократов, долой аппаратчиков», – сплошь и рядом кричала ячейка. Пришлось прервать собрание и перенести на следующий день. Ну а на следующий день были приняты меры. Во-первых, срочно по прямому проводу вызвали из Ленинграда Зиновьева, а затем Феликс особо заядлых крикунов частью изолировал, частью отправил в срочные командировки… Да, жаркая была дискуссия. Почище 1921 года, – закончил Медведь. – Кстати, ты уже получил приказ ГПУ о расформировании юридического отдела ГПУ в Москве? – спросил Медведь Бельского. – А знаешь, почему расформировали? Нет? Так я тебе скажу, весь отдел целиком оказался разложенным и стоял за оппозицию. Ну, Дзержинский и разогнал их, отправив на окраины. Четырех из них он прислал ко мне в Белоруссию». – «Да, – задумчиво ответил Бельский, – хороших коммунистов на окраины не шлют, а все больше бузотеров или провинившихся. Точно здесь тюрьма какая-то». Такими мерами во время дискуссии вожди партии и ОГПУ отстояли «монолитность и единство» пролетарской партии в рядах коммунистов ОГПУ».
Агабеков, наблюдавший это тихое пока подавление троцкистской фракции среди чекистов с рассылками в окраинные отделы ГПУ, а также уже знавший о судьбе своего товарища Блюмкина, не сомневался, что скоро дискуссия станет еще жарче и монолитность партийных рядов спецслужбы начнут укреплять еще более суровыми методами. Именно это сподвигло его к побегу на Запад в 1930 году и к разоблачению родной спецслужбы, в которой он состоял с Гражданской войны. Хотя параллельно у Агабекова была не менее веская причина бежать на Запад, схожие обстоятельства приведут в ХХ веке к разрыву с Лубянкой еще не одного ее бойца тайного фронта: в Турции резидент ГПУ Георгий Агабеков влюбился в англичанку Изабеллу Стритер, после его побега они во Франции поженились.
Георгий Агабеков (Арутюнян) из этой плеяды чекистов-троцкистов стал в конце 20-х самым известным на Западе перебежчиком из ГПУ, многое рассказавшим о деятельности этой спецслужбы, и он же стал одной из первых жертв тайной ликвидации бывшей своей спецслужбой за границей. Рассказав на Западе многие секреты работы ГПУ, Агабеков был приговорен бывшими начальниками и тайно убит в Париже в 1938 году. Еще до того ГПУ несколько раз предпринимало попытку привести в исполнение заочно вынесенный в Москве смертный приговор Агабекову. В 1932 году ГПУ установило его местонахождение в румынском порту Констанца, где Агабеков собирался заняться бизнесом со своими компаньонами из армянской диаспоры. В январе 1932 года в Констанцу на яхте «Филомена» прибыл сотрудник разведки ГПУ Алексеев, планировавший заманить перебежчика на борт для захвата и вывоза в советский порт или ликвидировать его в самом городе. Агабекова спасла только четкая работа румынской тайной полиции Сигуранцы, захватившей Алексеева в тот момент, когда он собирался стрелять в бывшего коллегу у входа в ресторан. Напуганный Агабеков уехал во Францию, но только на шесть лет отсрочил развязку, там его весной 1938 года и убрали.
Всю изнанку этой показательной операции советской разведки против своего перебежчика описал позднее в своих мемуарах «Разведка и Кремль» главный специалист НКВД по таким акциям Павел Судоплатов, поскольку долго считалось, что Агабеков просто бесследно исчез где-то в испанских Пиренеях или пал жертвой внутренних разборок армянских мафиози. На самом деле, по словам Судоплатова, Агабекова в Париже заманили на специально снятую советской разведкой конспиративную квартиру якобы договориться о покупке бриллиантов у какого-то армянского ювелира. На этой парижской квартире, куда привел Агабекова подставной «армянский ювелир из Антверпена», перебежчика ожидала засада в лице молодого советского разведчика Короткова и некоего наемного убийцы – бывшего турецкого офицера. Турок убил Агабекова ударом кинжала, после чего труп упаковали в чемодан и в стиле итальянских мафиози утопили в реке.
По словам Судоплатова, вскоре тот же Александр Коротков возглавлял похожую операцию в Париже, когда в 1938 году тайно убит известный троцкист Клемент – секретарь троцкистского Четвертого интернационала. Его по той же схеме внедренный в Четвертый интернационал чекистский агент Таубман (псевдоним Юнец) заманил на квартиру, где Коротков с подручными также зарезали Клемента ножом. Затем труп Клемента расчленили и обезглавили, именно в таком жутком виде его выловили из Сены.
После этих двух удачных ликвидаций «врагов социализма» в стиле итальянских карбонариев или мафиози (с ударами кинжалом, трупами в чемоданах, отрезанной головой, турецкими наемниками) Коротков был замечен начальством и вскоре сделал в НКВД головокружительную карьеру, работая в годы войны резидентом в самой нацистской Германии, а после войны возглавив всю нелегальную разведку в МГБ СССР. Начинал же молодой Саша Коротков, как любят вспоминать его биографы, с работы лифтером в здании на Лубянке и с игры в теннис в спортобществе «Динамо». Здесь крепкого спортсмена и заметили старшие товарищи, переведя его из лифтеров в разведку ИНО, откуда уже «лифт в разведку» занес на самые высокие должности в системе советских спецслужб к 50-м годам. Поначалу Коротков использовался именно как боевик в операциях с ликвидациями за рубежом, причем именно он лично вместе с наемником-турком и другими боевиками убивал Агабекова и Клемента. По крайней мере, сам Коротков себе ставил это в заслугу, когда его с приходом на пост главы НКВД Берии в 1938 году временно в числе других сотрудников ИНО отстраняли от работы для проверки лояльности. Тогда в письме на имя Берии о своих заслугах перед родиной и делом социализма Коротков не постеснялся написать, что в убийствах Клемента и Агабекова он «исполнил самую черную работу». Надо ли понимать, что сам орудовал ножом или отрезал голову у трупа для затруднения опознания? Впрочем, пишущие о Короткове хвалебные очерки бывшие сотрудники советских спецслужб и сейчас полагают эти его операции с кинжалом правильными и справедливыми.
История Агабекова была не единственной в 30-х годах. Всем памятны и широко известны подробности охоты на ушедших в разгар Большого террора на Запад бывших резидентов советской разведки в странах Западной Европы Райсса и Кривицкого. В 1937–1939 годах примеров того, как вернувшиеся по приказу в Союз даже самые удачливые разведчики или резиденты разведки были после недолгого расследования казнены (Базаров, Аксельрод, Барович, Бортновский и т. д.) либо брошены на долгие годы в лагеря (Анулов, Быстролетов и т. д.). Поэтому случаи отказа вернуться среди разведчиков становились все чаще.
Когда при Хрущеве обнародовали имя советского нелегала Рихарда Зорге, казненного в японской тюрьме, то в разгар ажиотажа вокруг его имени все долго недоумевали: отчего на Лубянке так долго не верили информации Зорге о дне нападения Германии на СССР и о военных планах Японии в свете будущей войны. А оказалось, что Зорге к тому времени в НКВД и Разведупре не считали надежным источником из-за его такого же отказа вернуться в СССР в опасении репрессий, что Зорге к тому времени почти считали на Лубянке предателем, хотя он и продолжал давать ценную информацию, оставаясь невозвращенцем в глазах начальства. И после этого часть донесений Зорге в Москве его прямой начальник и глава Разведупра РККА Голиков откладывал в папку с названием «Непроверенные и лживые сообщения Рамзая».
Судьбы Райсса и Кривицкого сложились не менее трагично, а их имена из истории советской разведки на долгие годы были вычеркнуты за то, что они осмелились отказаться покорно вернуться в СССР, где их ожидал расстрел. Игнатий Райсс (он же Рейс, он же Порецкий – последняя фамилия настоящая, это бывший коминтерновец в советской разведке, выходец из евреев австро-венгерской Галиции), работавший резидентом НКВД под кличкой Людвиг в нескольких странах Западной Европы, ушел на Запад первым, его тоже подозревали в троцкистских убеждениях. Самим уходом Райсс свои троцкистские взгляды подтвердил, передав через связника в советское посольство в Париже письмо о том, что он порывает со сталинской властью и «возвращается к идеалам Ленина, идет в Четвертый интернационал, и да здравствует мировая революция!». В том же письме для ЦК ВКП(б) в посольство Райсс объяснил свой выбор: «Я шел вместе с вами до сих пор – но дальше ни шагу! Кто еще молчит, тот становится сообщником Сталина и предателем дела рабочего класса и социализма!» В обмен на укрытие он дал западным разведкам и российским эмигрантам сведения о работе советской разведки в Европе, в частности, окончательно высветил роль советского агента Скоблина и его супруги в работе против РОВС и в трагических судьбах генералов Кутепова и Миллера. С Райссом на Западе осталась и его жена Эльза Порецкая, также работавшая на советскую разведку.
По свидетельствам Эльзы, ее супруг, которого она в своих воспоминаниях постоянно называет разведывательным псевдонимом Людвиг, решил не возвращаться в СССР еще в 1936 году, когда в Москве расстреляли Зиновьева с Каменевым, а в Испании НКВД начал ликвидировать близких ему троцкистов. В 1937 году с началом массовых репрессий в разведке самого НКВД эта идея Райсса окрепла, особенно после коротких поездок в Москву его жены и его друга-разведчика Кривицкого, рассказавших ему о начавшейся истерии Большого террора. НКВД после долгого преследования своего бывшего сотрудника Райсса вычислил его местонахождение благодаря своей агентуре среди белоэмигрантов во Франции, в первую очередь агенту Сергею Эфрону, мужу поэтессы Цветаевой и белому офицеру, завербованному чекистами в эмиграции. Так было установлено, что Райсс бежал к заранее отосланной из Парижа семье в швейцарский горный кантон Вале.
4 сентября 1937 года Райсс тайно ликвидирован НКВД в результате хорошо спланированной спецоперации. Узнав от Эфрона местонахождение Райсса в Швейцарии, ему «подставили» агента разведки НКВД из немецких коммунисток Гертруду Шильдбах, с которой у Райсса начался роман и которую тот пригласил в ресторан. В ресторане швейцарской Лозанны, где Райсс ужинал с новой знакомой, сотрудники НКВД Правдин и Афанасьев (болгарский коминтерновец-боевик Атанасов) имитировали с ним пьяную ссору и предложили выйти поговорить. У ресторана Райсса избили, втолкнули в стоящую рядом машину и вывезли за город, где Афанасьев застрелил его, в тело Райсса было выпущено 13 пуль, большей частью в голову.
Всего в спецгруппу НКВД по ликвидации Райсса в Лозанне входило более десяти человек: чекисты-исполнители Правдин и Афанасьев, заманившая его Шильдбах и другая коминтерновка и чекистка из немцев Рената Штайнер, завербованные ранее НКВД белоэмигранты Кондратьев и Смиренский, некий француз Дюкоме и другие. Сам завербованный чекистами белоэмигрант Эфрон непосредственно в ликвидации Райсса в Швейцарии участия не принимал, вопреки неоднократным утверждениям об этом.
Вся эта история очень запутанна, некоторое время считалось, что непосредственно Райсса у ресторана захватили и похитили нанятые за деньги НКВД профессиональные французские бандиты Аббиа и Мартиньи. Только затем из архивных материалов НКВД и воспоминаний об этом деле генерала Судоплатова выяснилось, что под именем француза из Монако Аббиа (он же Росси) скрывался все тот же чекист Сергей Правдин, а под именем Мартиньи – Афанасьев, раньше же все они считались разными персонажами этой таинственной истории. При этом до сих пор спорят: русский чекист Правдин работал в Европе под легендой Ролана Аббиа или это действительно агент-наемник НКВД из французов, после убийства Райсса получивший советское гражданство и фамилию Правдин, ставший кадровым чекистом (за дело Райсса он награжден орденом Красного Знамени, работал разведчиком в США под прикрытием агентства ТАСС, умер в Москве в 1970 году). Но хотя бы Правдин-Аббиа идентифицирован историками как одно и то же лицо. С Афанасьевым-Мартиньи сложнее, некоторые считают их все же разными персонажами этого дела. Хотя болгарин Афанасьев, тоже награжденный в Москве за эту операцию, точно установлен как непосредственный убийца Игнатия Райсса. Вероятнее всего, как об этом писал в своем исследовании истории КГБ перебежчик Гордиевский вместе со своим соавтором англичанином Эндрю, Правдиным все же стал настоящий француз Аббиа, пошедший на службу НКВД. На это же указывает косвенное доказательство: когда в 1953 году после разгрома в спецслужбах команды Берии новый глава советской госбезопасности Круглов в своей обличительной речи об изгнанных из органов бериевцах назвал и Сергея Правдина, уточнив в духе советского интернационализма свои к нему претензии: «Подозрительный тип и родом француз».
Скорее всего, именно этот загадочный человек со многими именами выпустил в голову Райсса последнюю контрольную пулю в лесу под Лозанной. Когда швейцарская полиция нашла у дороги тело Райсса (при нем были документы прикрытия на имя чехословацкого гражданина Эберхарда), то установила, что в багажник избитого Райсса положили еще живым, а расстреливали уже в укромном месте. В кулаке покойного вследствие его попытки защищаться остался клок волос бывшей подруги Гертруды Шильдбах, заманившей его в ловушку. Та же Шильдбах еще ранее передала в подарок уезжавшей от мужа Эльзе Порецкой коробку отравленных конфет, что должно было погубить жену Райсса и их маленького сына. Но Эльза подарок от женщины, подозреваемой в романе со своим мужем, не взяла, потому и спаслась от мести НКВД.
Сыгравший столь печальную роль в судьбе Райсса Сергей Эфрон попал под подозрение эмигрантов в плане его связей с НКВД, после чего ему приказали вернуться в СССР, где вскоре Эфрон осужден как «враг народа» и в 1941 году расстрелян в Орле. Такая же участь ожидала и долго работавшего на чекистов бывшего эмигранта Клопенина, его тоже отозвали в Москву и расстреляли. Третий участник этой истории из завербованных эмигрантов Кондратьев тоже «выведен» в СССР явно с тем же прицелом, ему лишь отчасти «повезло» умереть сразу по приезде в Москву от запущенного туберкулеза. Французская полиция даже не успела Эфрона допросить, когда из швейцарских спецслужб пришли документы о его участии в убийстве Райсса. Из всех участников ликвидации Райсса швейцарцы арестовали только Ренату Штайнер, она на свое имя арендовала автомобиль, на котором вывозили Райсса и в багажнике которого затем полиция нашла его кровь. Французская полиция смогла разыскать на своей территории своего гражданина Дюкоме и белоэмигранта Смиренского из этой группы, но в Швейцарию их за недостатком улик не выдала, ограничившись их допросами, как допрашивали по этому делу из-за бежавшего уже в Москву Эфрона и саму собиравшуюся туда же навстречу своей смерти Марину Цветаеву. Сами чекисты, исполнители этого дела, уже давно отъехали в Москву за наградами.
Товарищ Райсса Вальтер Кривицкий (Гинзбург), тоже чекист со стажем с Гражданской войны, долго работавший в военной разведке РККА, а к 1939 году бывший резидентом разведки НКВД в Голландии, после расправы с Райссом предпочел покинуть Европу и скрываться от мести бывших коллег в США. При этом Кривицкий отослал в Союз письмо с объяснением своих действий, приложив к нему свой советский орден за бывшие заслуги в разведке. То же самое ранее со своим орденом Красного Знамени сделал и его друг Райсс, тоже вложив его в прощальное письмо бывшим начальникам. Многие исследователи до сих пор недоумевают: кто же разрешил резидентам ИНО ГПУ и Разведупра вывозить с собой в заграничные командировки вручаемые в Союзе награды, что поперек любых правил конспирации в разведке? Но факты подтверждены историей: Райсс с Кривицким действительно демонстративно возвращали свои «красные знамена» вчерашним руководителям. Кривицкий не повторил ошибки своего товарища Райсса, он попросил о защите себя и своей семьи французские спецслужбы, сдав им в обмен информацию о деятельности разведки НКВД в их государстве и выдав все свои паспорта прикрытия в обмен на новые легальные документы, с которыми и отплыл в Америку.
Есть сведения, что НКВД и в Америке пытался установить местонахождение Кривицкого для его ликвидации. Сам он регулярно впадал в панику, опознавая «агентов Лубянки» то в супермаркете, то на вокзале, то посреди Бродвея, скрываясь от них бегством в толпе. В одном из ресторанов на Манхэттене к Кривицкому внезапно в 1940 году подошел хорошо знакомый ему резидент Разведупра в США Басов (псевдоним в разведке Джим) и предложил поговорить, но перебежчик предпочел ретироваться от таких бесед, памятуя, чем они закончились в Швейцарии для Райсса. Об этой истории сам Кривицкий успел до своей гибели поведать в книге мемуаров «Я был агентом Сталина», решив при этом не упоминать фамилии Басова и называя его только по кличке Джим. Кривицкий при этом полагал, что и разведка гитлеровской Германии тоже готовит его похищение, хотя это все еще можно списать на манию преследования бежавшего разведчика. Хотя, если учесть знание им множества примеров ликвидаций предшественников по побегам от НКВД и личного друга Райсса-Порецкого, вряд ли стоит здесь иронизировать, как это делали после жалоб Кривицкого о таких «случайных» встречах с тенями из прошлого на улицах Нью-Йорка в американском ФБР.
Так и не ясно, действительно ли Кривицкий сам застрелился в номере отеля в Вашингтоне в феврале 1941 года в результате депрессии и постоянного ожидания возмездия Лубянки, или он тоже стал жертвой тайной операции советской разведки, как предполагают, его застрелил нанятый ею голландский профессиональный убийца Генрих Бусс, ранее работавший на НКВД в Голландии как раз под началом резидента Кривицкого и лично хорошо его знавший. По крайней мере, сам Кривицкий писал, что еще во Франции до отъезда в США Бусс отыскал его и пытался вызвать на разговор. Во время этой беседы Кривицкий увидел в толпе знакомого ему в лицо сотрудника Разведупра Краля, почувствовал ловушку и скрылся от Бусса бегством (Краля в Москве после возвращения из этой командировки вскоре расстреляли). Своим друзьям и адвокатам в США Кривицкий за несколько недель до смерти успел сказать, что видел Бусса в Нью-Йорке, на этом основана их твердая уверенность в том, что щупальца НКВД дотянулись до Кривицкого через океан.
10 февраля 1941 года тело Вальтера Кривицкого было обнаружено в занимаемом им номере вашингтонского отеля «Бель-вю» на кровати; по мнению полиции, он сам выстрелил себе в висок из личного пистолета, хотя многие факты свидетельствовали об убийстве известного перебежчика кем-то со стороны. Его адвокат Уолдмен утверждал, что покойный клиент завещал ему никогда не верить в свою смерть в результате самоубийства или несчастного случая. Уолдмен буквально заставил ФБР начать расследование смерти Кривицкого, но оно закончилось опять выводом о самоубийстве. На фоне судеб Кривицкого, Агабекова, Райсса, Люшкова и других высокопоставленных беглецов из советских спецслужб выделяется история перебежчика Александра Орлова. Чекист Орлов (Фельдбин) занимал в советской разведке очень большой пост, а в годы гражданской войны в Испании был главным резидентом советской разведки в этой стране и знал о тайных операциях советских спецслужб по обе стороны испанского фронта почти все. Получив тогда стандартный приказ прибыть из Испании в бельгийский порт Антверпен и подняться на борт советского корабля «Свирь», Орлов понял неминуемый свой арест на борту судна и в перспективе расстрел вскоре по прибытии на советскую территорию. А потому он забрал семью и вместо ловушки в Антверпене отправился во Францию, откуда отплыл в США. По мнению многих, Орлова спас его маневр: после бегства на Запад в 1939 году бывший резидент Орлов оставил для НКВД послание, где обещал сохранить в тайне всю известную ему информацию в случае прекращения охоты НКВД на него и недопущения репрессий против оставшихся в Советском Союзе членов семьи Орлова. В противном случае Орлов обещал выдать западным спецслужбам всю известную ему информацию, а знал он очень много.
После этого Орлов, напичкав западных историков малопро-веряемыми и шокирующими сенсациями из жизни советских спецслужб, действительно скрыл многое известное ему, поэтому даже часть бывших чекистов считает его не предателем, в отличие от Райсса или Агабекова, а спасавшимся от необоснованных репрессий человеком в экстремальных обстоятельствах. До своего бегства Орлов курировал большинство тайных операций советских спецслужб в Испании, а само их участие в испанской войне стало отдельной страницей в истории специальных служб Советского Союза.
Советская разведка в испанской войне
Несколько лет активных действий внешней разведки НКВД и военной разведки РККА в охваченной гражданской войной Испании создали новый прецедент. Впервые на занятых испанскими республиканцами территориях этой страны в 1936–1939 годах советские спецслужбы получили возможность так легально и широко действовать в чужой стране, перенося сюда свои методы. А методы переносились в полном объеме, под прикрытием союзной тайной полиции испанских республиканцев СИМ НКВД основал в испанском городе Алкаладе даже собственную пыточную тюрьму, находившуюся под личным контролем резидента НКВД в Испании Орлова.
Сам Орлов после своего бегства от сталинских репрессий в США в 1939 году многое рассказал о деятельности советских спецслужб на испанской войне. И о пыточных застенках в резидентуре НКВД, почти филиале Лубянской тюрьмы прямо в Испании, и о диверсионно-террористической работе. Орлов назвал в Испании шесть центров подготовки НКВД диверсантов. И о том, как у прибывших в интербригады добровольцев из разных стран мира сотрудники НКВД забирали себе паспорта, толстыми связками отправляя их в Москву на Лубянку для использования советскими разведчиками. И о массовой вербовке его резидентурой агентов НКВД из прибывших с разных концов мира бойцов интербригад. Сохранились показания Орлова в комиссии сената США уже в 1957 году, где он вспоминает о завербованных им в конце 30-х годов американских гражданах, на полях его показаний рукой главы ФБР Эдгара Гувера пометка: «Поднять списки американских добровольцев из «Батальона Линкольна», выяснить, кто где».
НКВД и военные разведчики, выступавшие в качестве инструкторов республиканской армии, воплощали в жизнь все то же, к чему привыкли на родине. Поэтому за советскими спецслужбами в Испании числится множество грехов, включая и охоту за белыми эмигрантами в армии Франко, и тайные ликвидации представителей собственно республиканского лагеря, отклонявшихся от единственно верной просоветской линии (левых социалистов, троцкистов, анархистов).
Созданная почти полностью из испанских коммунистов спецслужба республиканцев СИМ во главе с Баса с 1937 года уже больше подчинялась представительству НКВД и филиалу Коминтерна в Испании, чем собственному коалиционному правительству в Мадриде. Задействован в этой охоте и в планировании спецопераций в Испании был и нашпигованный агентурой НКВД штаб Коминтерна на испанской войне, располагавшийся в Альбасете. Заведовавшие здесь главные представители Коминтерна в Испании француз Андре Марти и немец Вальтер Ульбрихт (будущий руководитель ГДР) давали санкции чекистам и их друзьям из СИМ на тайные аресты и расстрелы в рядах самих интербригад в случае подозрений в отклонении от линии Сталина. Позднее вскрывшиеся подобные факты вызвали протест даже в рядах испанской и французской компартий, по их требованию названного «палачом из Альбасете» Марти пришлось из Испании отозвать, и даже спевший интербригадам гимн своим прекрасным романом «По ком звонит колокол» Хемингуэй об этом сталинисте из Коминтерна скажет: «Это был постельный клоп с манией расстреливать».
Так в Испании ликвидированы известные в международном Четвертом интернационале троцкисты Вольф, Фройнд, Рейн, Роблес, – при этом ликвидировали их тайно, чтобы уберечь республиканский лагерь от преждевременного раскола. Тайно захвачен и убит осенью 1937 года лидер ПОУМ Курт Ландау из австрийских троцкистов, резидент НКВД Орлов жаловался в рапорте на Лубянку, что «литерное дело (ликвидация) Ландау оказалось самым сложным в Испании, он опытный и находился в глубоком подполье». Созданная в Испании местными и европейскими троцкистами боевая организация ПОУМ, как и группы испанских анархистов, занимала в этом вопросе НКВД не меньше, чем открытые враги из лагеря фалангистов Франко. Также в Испании тайно ликвидирован лидер местных анархистов Альфредо Мартинес, возглавлявший Федерацию анархистов в Каталонии и выступавший против слишком тесного союза республиканского правительства с Москвой. Позднее здесь же убит воевавший среди бойцов интербригад видный итальянский анархист Бернелли, его тоже в НКВД посчитали плохо влияющим на интернационалистское братство. В Барселоне похищен и убит прибывший сюда сражаться с фашизмом известный английский троцкист Роберт Смайли. Кроме таких «литерных акций», в ПОУМ и анархистскую федерацию ФАИ внедряли активно чекистскую агентуру. Так, внутри ПОУМ долго работал агент НКВД Леон Нарвич из эмигрировавших из России евреев. Позднее его поумовцы разоблачили и тоже тайно ликвидировали. При разгроме ПОУМ после Каталонского мятежа арестованный троцкист-датчанин из этой группировки по фамилии Кьельсе признался на допросе в испанской госбезопасности, что именно он по приказу лидеров ПОУМ убил Нарвича за работу на советскую разведку и провокации.
Самая громкая и дерзкая ликвидация своего же временного сторонника в левом лагере осуществлена НКВД и его товарищами из испанской СИМ в 1937 году, когда был тайно похищен и убит командир ПОУМ Андреас Нин. Позднее троцкисты ПОУМ и анархисты группировки НКТ, раздраженные таким вмешательством советских спецслужб в испанские дела, поднимут знаменитый мятеж в Барселоне, подавленный коммунистами в 1938 году, и это станет началом конца республики в Испании. Хотя в советских спецслужбах никогда не признавали своей вины в таком ослаблении левого лагеря изнутри, чем сумели воспользоваться гораздо более сплоченные в политическом плане сторонники Франко. Даже командира ПОУМ Нина объявили просто бежавшим из тюрьмы и затем бесследно пропавшим. Сейчас точно установлено, что сотрудники СИМ арестовали Андреаса Нина и 40 других лидеров ПОУМ в июне 1937 года, а также расформировали поумовское ополчение и закрыли их газету «Баталья» после явной провокации НКВД.
В анналах НКВД эта операция по разгрому основных сил ПОУМ и ликвидации Нина проходит как акция «Николай». Люди Орлова фактически состряпали фальшивые документы о том, что верхушка ПОУМ вступила в тайные контакты с правым лагерем Франко ради свержения правительства Негрина. Арестованного Нина в тюрьме Алкаладе пытали при личном присутствии резидента НКВД Орлова и представителя штаба Коминтерна итальянца Видали, выбивая из него признание в мифических связях с франкистами. По словам выжившего лидера ПОУМ испанца Горкина, уже после пары дней таких допросов в Алкаладе лицо Нина представляло собой бесформенную массу от побоев. Поскольку Нин и его товарищи в измене в пользу Франко не признавались, а значит, расстрелять их по гласному процессу не получалось, была организована его тайная ликвидация. Лично резидент НКВД Орлов при помощи советского разведчика Григулевича и нескольких особо преданных НКВД испанцев из СИМ ночью вывезли Андреаса Нина из тюрьмы на загородное шоссе, где его застрелили, а труп бросили на обочине. Официально было объявлено о побеге Нина из тюрьмы, что должно было снять обвинения в его смерти с НКВД и его союзников, но правда с годами выплыла наружу.
Про противоборствующий лагерь советские спецслужбы также не забывали, помогая испанским республиканцам не только своими советниками, но и прямой организацией диверсий в тылу франкистов. В том числе рассматривалась и возможность организации покушения на самого Франко, для чего предполагалось использовать уже завербованного НКВД английского молодого разведчика Кима Филби, работавшего при штабе Франко под легендой британского журналиста.
Испанские тропы тайной войны прошли почти все ведущие специалисты по тайным акциям из спецслужб Советского Союза: Медведев, Ваупшас, Прокопюк, Акулов, Коробицын, Эйтингон, Василевский, Орловский, Рабцевич и другие. Здесь руководил тайными диверсиями в тылу Франко знаменитый советский разведчик Ходжа Мамсуров (в Испании известен как товарищ Санти), один из главных специалистов военной разведки СССР по тайным акциям за рубежом, организатор взрыва в соборе Софии в 1925 году, едва не убившего болгарского царя Бориса и премьер-министра Цанкова. В Испании он был инструктором специального партизанского корпуса армии республиканцев, предназначенного для действий в тылу врага. После возвращения в 1938 году из испанской командировки Мамсуров получил в Разведупре повышение и возглавил весь специальный отдел этой спецслужбы по диверсиям (Отдел А), сменив на этом посту переведенного на командную должность в войска Гая Туманяна. Мамсуров затем сохранял должность главного диверсанта ГРУ и в годы Второй мировой войны.
Здесь же, в Испании, начинал свой путь будущий основатель спецназа советского ГРУ Илья Старинов, один из лучших специалистов советских спецслужб по диверсиям во вражеском тылу. Он был инструктором уже чисто диверсионной бригады испанской республиканской армии под началом Доминго Унгрии и Антонио Буйтраго, ходил с ней в тыл к франкистам. Именно из опыта действий этого диверсионного спецназа испанцев Старинов вынес свою главную идею о необходимости создания при ГРУ особых спецформирований, за что позднее и назван «отцом советского спецназа».
Отсюда же бежал в опасении повторить путь Берзина и главный резидент НКВД Орлов, по мнению многих до побега бывший одним из лучших в 30-х годах оперативников внешней разведки ГПУ и НКВД, в рядах ЧК состоявший с 1920 года. Его заместитель в Испании Белкин также после этого отозван в СССР, правда, репрессий избежал, на место Орлова в Испании резидентом назначен Эйтингон. Хотя «проглядевший» измену своего начальника заместитель резидента Белкин в Москве долго допрашивался и проверялся, будучи отстранен от работы в разведке НКВД, арест Белкина тоже явно готовился, его спасло только снятие с поста главы НКВД Ежова и чуть ослабшая хватка «ежовых рукавиц» вокруг советских разведчиков. Белкина просто уволили из органов безопасности и со вступлением СССР в войну с Германией отправили в армию обычным политруком. Хотя затем по ходатайству Берии его вернули в разведку как опытного сотрудника. В 1942 году он будет заброшен с секретной миссией в формально нейтральный в той войне Иран для установления контактов с курдским движением, где умрет, заболев тифом.
Из Испании будет вызван и расстрелян в Москве главный тогда специалист по закулисным переговорам советской разведки Марсель Розенберг. Та же участь постигнет выполнявших ответственные задания советской разведки в Испании Уманского, Салныня, Сыроежкина (известного в Испании под кличкой Гранде – Большой). Отозванная из Испании советская разведчица Беленькая (жена одного из руководителей «Особой группы» НКВД Перевозчикова, тоже расстрелянного в 1941 году своими) в ожидании неизбежного ареста покончила с собой в Москве. Так что период больших репрессий по-новому расцветил и историю тайных операций советских спецслужб в Испании, пришедшихся с Большим террором на одни и те же годы.
При этом отметим, что спецслужбы республиканского правительства Испании – контрразведка СИМ и Генеральная дирекция безопасности (тайная полиция, или Секуридад) стали первыми союзными советскими спецслужбами другого государства, если не считать спецслужб Монголии, чьи возможности были достаточно ограниченными. Здесь, в Испании, советская разведка впервые провела полномасштабную репетицию привлечения к своим операциям союзной спецслужбы, особенно охотно сотрудничал с НКВД в Испании глава Генеральной дирекции безопасности Ортега и его сотрудники в этой службе безопасности республиканцев. Сотрудники этой спецслужбы (Кастильо, Хименес и др.) участвовали не только в тайных операциях против франкистов, но и в ликвидациях нежелательных для НКВД лиц в лагере собственных союзников. Хотя и руководители СИМ Баса и сменивший его затем Барутель тоже стали преданными исполнителями воли НКВД.
Сотрудники военной спецслужбы СИМ (второй отдел Генштаба республиканской армии) прошли под руководством диверсантов советской разведки такую хорошую школу диверсий в тылу противника, что при уходе из Испании в результате победы Франко в войне советские товарищи часть из таких испанских специалистов эвакуировали с собой в СССР. Большая часть из них были задействованы по тому же профилю в советских спецслужбах, особенно в годы Второй мировой войны. В операциях в тылу немцев участвовали такие подготовленные своей гражданской войной специалисты по диверсиям из испанских спецслужб, как Унгрия, Буйтраго, Рамирес (руководил диверсионной группой НКВД в оккупированной Украине), Африка (знаменитая Патрия, после войны резидент КГБ в странах Америки), Листер (в Союзе известен под фамилией Лисицкий). Некоторые из них позднее разочаровались в советской модели социализма и покинули СССР, как это сделал в 1947 году служивший в советской военной разведке Мануэль Тагуэнья, автор мемуаров «Свидетель двух войн». Так же в пучину разочарования погрузился и генеральный секретарь компартии Испании Хосе Диас, вывезенный после поражения республики в СССР, он в 1942 году покончил с собой в эвакуации в Тбилиси. Другие не ужились в Советском Союзе сразу и попали под репрессии. Как тайно отстреливавший в войну испанских троцкистов Гонсалес, более известный под своим партизанским прозвищем Кампесино (Крестьянин). В Союзе он рассорился с главой испанской коммунистической эмиграции Долорес Ибаррури, бросил ей в лицо свой партбилет, затем пытался нелегально покинуть Советский Союз, арестован при переходе границы с Ираном, отбыл срок в Воркутинских лагерях и со второй попытки все же бежал в Иран. В Европе Кампесино написал честные мемуары о своем разочаровании в советском коммунизме, отсидел во французской тюрьме за участие в терроре баскской ЭТА, умер во Франции в 1983 году.
При этом в сотрудничество с испанскими спецслужбами республиканцев инструкторы НКВД и Разведупра внесли свои определенные нотки. Они зачастую поражали испанских товарищей своей заидеологизированностью, призывами быть ближе к компартии, вычищать собственные ряды от «колеблющихся» социалистов, анархистов или троцкистов, а также временами шокируя испанцев своей жестокой решимостью.
В мемуарах того же Ильи Старинова «Мины ждут своего часа» о событиях испанской войны приведен характерный пример, где сам Старинов и другие советские инструкторы Разведупра РККА, как и полностью согласные с ними коммунисты-диверсанты типа Доминго Унгрии, требуют разрешить им организацию массового подрыва минами поездов в тылу франкистов. А командующий фронтом республиканцев полковник Салес, с высокомерием кадрового военного относящийся к диверсантам и спецслужбам вообще, разрешает им это делать только в тех местах, где в тылу франкистов не пущено движение обычных пассажирских поездов, иначе могут случайно пострадать мирные испанцы. По свидетельству Старинова, советские спецы из военной разведки Разведупра и НКВД настаивали на диверсиях на железной дороге даже с риском для мирных пассажиров, не раз нарушая этот запрет Салеса в тылу врага. А самого командующего фронтом Салеса подозревали в тайных симпатиях к Франко и скрытом антикоммунизме. И подозревали зря: в 1939 году победившие в той войне франкисты расстреляли до конца сражавшегося за республику полковника Салеса. Это застарелый спор между сторонниками традиционного способа войны из кадровых офицеров и новаторами диверсионно-террористических действий из спецслужб, да еще и окрашенных в красно-коммунистические тона.
В той же книге Старинова упоминается и еще более красноречивый пример, чему такие инструкторы из спецслужб СССР пытались учить испанских товарищей. Представитель НКВД у республиканцев Орловский предлагал разрушить в тылу франкистов взрывами систему водоснабжения на полях, чтобы умышленно вызвать голод среди крестьян и побудить их к скорейшему восстанию против Франко. Через два-три года после испанских событий Старинов, Орловский и другие прошедшие Испанию специалисты будут применять такой опыт в партизанском движении на территории СССР.
В те же самые годы испанской войны НКВД и военная разведка Разведупра вольготно чувствовали себя и в другой союзной стране, на другом конце земли от пышущих гражданской войной Пиренеев. Конец 30-х годов стал пиком деятельности советников НКВД и военных разведчиков Разведупра в союзной Монголии под властью просоветского маршала-социалиста Чойбалсана. И здесь в 1937 году мы видим картину, очень напоминающую испанскую.
В этом году состоялся первый процесс по делу о группе руководителей Монголии, обвиненных в измене в пользу Японии и заговоре против Чойбалсана, по нему уничтожена большая часть монгольского партийного руководства во главе с премьер-министром страны Гендуном и министром обороны Демидом. В участии в этом заговоре против просталинского правителя Чойбалсана кроме людей из монгольской партийной верхушки обвинили и советского посла в Монголии Таирова, он отозван в Москву, где тут же арестован НКВД и расстрелян. И с самими главными «заговорщиками» из монгольских товарищей тоже по большей части расправлялись сами сотрудники НКВД, а не монгольское ГВО. Так, премьер-министра Гендуна вызвали в СССР поправить здоровье в санатории, в Сочи в июле 1937 года он негласно арестован НКВД. Гендуна тайно расстреляют в конце 1937 года в Москве по приговору Верховного суда СССР. Министр обороны маршал Демид, названный вторым главным заговорщиком и сторонником партийной оппозиции в СССР, тоже приглашен на расправу в Советский Союз под предлогом дружественного визита. Но его даже в Москву не повезли, ликвидировали прямо в поезде на советской территории в Иркутске, для чего сюда лично вылетал тогда заместитель наркома НКВД Фриновский. Демида то ли задушили, то ли отравили. Монгольским товарищам на всякий случай сообщили о смерти их главного военачальника, умершего будто бы в поезде от острого отравления консервами, словно министр обороны в пути до Москвы решил питаться в стиле современных монгольских «челноков» чем попало в целях экономии.
А затем несколько лет шли серии таких дел, по которым уничтожили и ранее критиковавших за что-либо Чойбалсана монгольских лидеров, как еще ранее отставленного по обвинению в троцкизме экс-премьера страны Церендоржи, и новую элиту, как председателя монгольского Народного хурала (парламента) Амара. Здесь Большой террор на монгольский манер проводила местная спецслужба ГВО при участии инструкторов и советников из советского НКВД. И как у нас, эта кампания не обошла вниманием и собственные спецслужбы, сам начальник ГВО в 30-х годах Шиджай был арестован и расстрелян своими бывшими подчиненными, повторив судьбу наших наркомов госбезопасности Ягоды и Ежова. Возглавлявший до него эту службу Намсарай тоже арестован и уничтожен в эту чистку, как и начальник монгольской милиции Айюши, как и арестованный главный прокурор страны Борха. Новый виток террора ГВО при поддержке советского НКВД обрушился на монгольских «реакционных» лам, сотни из них расстреляны по новому делу о ламском заговоре во главе с верховным ламой Дамдином.
Так что в Монголии, как и в Испании, советские спецслужбы чувствовали себя как дома, привычно организуя аресты и тайные ликвидации, откатывая метод руководства спецслужбами зависимых от СССР стран-сателлитов, так пригодившийся после 1945 года.
Ликвидация Троцкого
Тайная операция по убийству Троцкого в Мексике в 1940 году ставит логическую точку в истории довоенных операций советской разведки в довоенный период, хотя формально она заходит за границы 30-х годов и за понятие «довоенных лет», ведь с осени 1939 года мировая война вне пределов СССР уже бушевала. Два десятилетия тайных операций и ликвидаций эмигрантов, собственных перебежчиков, разочаровавшихся деятелей коминтерновского движения, троцкистов вылились в тайную расправу методом спецоперации с самым главным отступником от сталинской модели развития СССР. И это символично, и действительно закрывает большой первый цикл жизни спецслужб СССР, ведь они расправились с одним из основателей собственной советской власти в России и первым соратником когда-то самого Ленина.
К концу 30-х годов ненависть к этому человеку, претендовавшему на роль продолжателя дела Ленина и мировой революции, основавшему альтернативный просоветскому Коминтерну Четвертый интернационал, достигла у Сталина предела. Кроме написанных Троцким в эмиграции массы антисталинских книг, типа «Преданной революции», статей на ту же тему, не слишком приятной для Сталина его биографии за авторством Троцкого, созданный троцкистами в 1938 году за рубежом Четвертый интернационал разрастался и рвался конкурировать с советским Коминтерном. В подконтрольных Коминтерну иностранных компартиях сторонники Троцкого в 30-х годах часто вносили серьезный раскол. Так, Жак Дорио во Франции, Арвид Хансен в Норвегии, Тессо Бланко в Италии или Рут Фишер в Германии увели в альтернативные троцкистские партии очень значительную часть местных компартий, одних из самых сильных и многочисленных в довоенной Европе. В Китае за линией Троцкого пошла часть набравшей силу КПК во главе с Чан Дун-сином. Во Франции, в доме еще одного перешедшего в троцкисты деятеля Коминтерна Росмера, Троцкий и лидеры преданных ему партий различных стран написали программу нового международного союза – Четвертого интернационала, а это уже был откровенный вызов Москве. А в Испании созданный Андреасом Нином протроцкистский ПОУМ пошел на вооруженное столкновение с подчиненными Москве коммунистами. Кроме того, на Западе издавался «Бюллетень оппозиции» под редакцией сына Троцкого, Льва Седова.
К концу 30-х размах международной деятельности троцкистов, вдохновленных примером не сдававшегося обстоятельствам их вожака, заставил Москву признать, что простое изгнание Троцкого за пределы Советского Союза было ошибкой. Глядя на кадры кинохроники отправки Троцкого с алма-атинского вокзала в зарубежное изгнание, где Лев Давидович загружается в поезд в плотном окружении ребят в серых мундирах из ГПУ, Сталин наверняка не раз пожалел к тому времени о таком своем либерализме к бывшему соратнику по ЦК. Для организации высылки Троцкого за пределы СССР в Алма-Ату лично приезжал секретарь Ягоды Павел Буланов, которого в 1938 году расстреляют как раз как «правотроцкистского заговорщика». Само решение об отправке Троцкого в Турцию было принято в 1929 году после донесения ГПУ, что из Алма-Аты изгнанник поддерживает связи с соратниками в столице и пытается руководить оппозиционным подпольем, а с приезжающими от них курьерами тайно встречается при посещениях общественной бани в Алма-Ате.
Сталин быстро осознал свою ошибку в милостивом выпуске Троцкого за пределы Советского Союза, ведь многие уверены: еще в 20-х годах в разгар фракционной борьбы Иосиф Виссарионович задумывался над планом тайной ликвидации Троцкого силами ГПУ. Еще в начале 30-х годов на одном из докладов разведки НКВД об активной деятельности Троцкого за рубежом Сталин наложил личную резолюцию со словами в ней: «Нужно его хорошо огреть по голове через Коминтерн». Даже если Сталин и не имел в виду буквальный удар Троцкого по голове за счет спецоперации разведки НКВД и ее коминтерновских кадров, если речь еще шла о фигуральном «огревании» на словесном или организационном уровне, то позднее Сталин уже точно повторил этот приказ своей разведке буквально, и вождя мирового троцкизма натурально огрели ледорубом по голове.
Кроме того, об этом сейчас как-то подзабыли, а ведь до приказа о буквальной ликвидации силами НКВД Троцкого за границей Сталин успел сделать попытку и легальным способом вернуть опасного изгнанника в свои владения для расправы. В 1936 году Советский Союз вступил наконец в Лигу Наций, бывшую предшественницей ООН, и по ее правилам оформил тогда запрос на экстрадицию Троцкого назад в СССР в качестве уголовного преступника, в обоснование были приложены все те же признания «троцкистов-зиновьевцев» на уже прошедших первых процессах над ними о заговоре под началом Троцкого в СССР и планах заговорщиков убить Сталина. Параллельно запрос на экстрадицию Троцкого был направлен и властям Норвегии, где тогда до отъезда в Мексику находился Лев Давидович. Но норвежцы просто предпочли спровадить опасного гостя к мексиканским берегам. А международный суд Лиги Наций сообщил Москве, что она не имеет права требовать выдачи себе человека, которого сама же лишила собственного гражданства, ведь Троцкий был «апартидом», то есть человеком без всякого гражданства. «Вот если бы вы убедили Троцкого опять принять советское гражданство или какое-либо государство убедили бы дать Троцкому гражданство, тогда можно было бы говорить об экстрадиции», – примерно так ответили Сталину из Лиги Наций.
Сталин продолжил попытки добиться выдачи ему врага руками мирового сообщества. В 1938 году Советский Союз предлагает при Лиге Наций учредить специальный «Антитеррористический трибунал» для решения таких вопросов в отношении лиц, обвиняемых какой-либо страной в терроризме, – тогда это было диковинное предложение, ведь Лига Наций «антитеррористической борьбой» тогда не была озабочена, как ООН в начале XXI века. Но кульбиты советской власти уже мало кого удивляли: в 1918 – 1920-х годах она не стеснялась понятия «красный террор» и фактически признавала тем свою ВЧК ведущей террористическую деятельность против политических противников. Ленин в своих депешах без колебаний требовал «больше террора». А двадцать лет спустя вдруг стали главными глашатаями антитеррористической борьбы в мировых масштабах, опережая на полвека Клинтона с Бушем.
Но Лига Наций и на эту удочку не клюнула, никакого антитеррористического международного трибунала по предложению из Москвы не учредив. Радостно откликнулся на советские инициативы в изгнании только сам Троцкий, поддержав это сталинское предложение и сообщив, что он лично приедет на этот трибунал и докажет, что власть Сталина и есть главная в мире банда террористов. Поняв, что переиграть международное право своими своеобразными доказательствами и инициативами не удастся, Сталин после этого решил и действовать своими методами, доставая опасного эмигранта рукой НКВД.
Еще одним обстоятельством, вызвавшим к жизни тайную акцию советской разведки по ликвидации Троцкого, стало опасение получить сильное троцкистское подполье внутри самого СССР. Хотя значительная часть репрессированных за троцкизм или участие в тайных группах «троцкистского заговора» конца 30-х годов состояла из непричастных к этому движению советских граждан или давно прекративших оппозиционную деятельность бывших троцкистов. Настоящее подполье сторонники Троцкого создать в СССР пытались. И в партии, и в армии, и в самом ГПУ тогда сторонников троцкистской платформы было достаточно. Страх перед созданием такого подполья оставался, и приговор Троцкому в Москве выносили и по этой причине. Как и по той причине (ею позднее многие чекисты пытались оправдать целесообразность тайного убийства Троцкого), что он был готов на союз с любым иностранным государством для свержения сталинской власти в Советском Союзе и последующего раздувания его любимой мировой революции, в том числе и с нацистской Германией. Хотя германофильские симпатии Троцкого чекисты и их последователи явно преувеличивают, и сторонников Троцкого так же преследовали в гитлеровской Германии, как и просоветских коммунистов, лидер германских троцкистов Монат убит гестапо, как и лидер коммунистов Тельман, а гитлеровская официальная газета НСДАП «Фёлькишер беобахтер» Троцкого иначе как «советско-жидовской ищейкой» не называла.
Пожалев, что Троцкого в конце 20-х просто выгнали из Советского Союза в эмиграцию, где он не смирился, а развернул яростную борьбу против советской власти, Сталин отдал приказ о ликвидации Троцкого за рубежом силами советской разведки. Сама операция «Утка», приведшая к убийству Троцкого, явилась только финальным аккордом многолетней охоты на этого видного изгнанника и вождя международного троцкизма. Уткой в этой операции разведки НКВД именовался сам Лев Троцкий, лицензию на отстрел этой «птицы» Сталин лично дал своим чекистам. Это еще с 1936 года было поручено наркому НКВД Ежову, но тот до своего снятия и ареста не успел выполнить указание вождя. И в 1939 году исполнение операции «Утка» Сталин поручил новому наркому НКВД Берии. А тот главным ответственным за операцию в своем ведомстве назначил Павла Судоплатова, только что схожим образом «разобравшегося» с главой украинских националистов ОУН Коновальцем на чужой территории в Голландии, за что получившего пост заместителя начальника внешней разведки в НКВД. Сам Судоплатов в мемуарах вспоминал, как они с Берией докладывали Сталину в его кремлевском кабинете о ходе подготовки к охоте на «утку» и как Сталин при этом сказал им, что в любом случае будут знать, что Троцкого убил сталинский НКВД, но нельзя оставить тому прямых доказательств и улик.
Началась эта долгая охота еще в 1936 году при наркоме Ежове на Лубянке, и возглавлял поначалу ее знаменитый специалист по тайным операциям ИНО НКВД Сергей Шпигельгласс по кличке Дуглас. Хотя российский историк генерал Волкогонов полагал, что такой приказ Шпигельглассу поступил еще раньше, при Ягоде, году в 1934-м или 1935-м. К этой операции привлекли лучшие кадры 5-го спецотдела НКВД, занимавшегося тайными акциями. Затем подключили и существовавшую параллельно ему в НКВД «Особую группу» Серебрянского, ликвидировавшую в 1930 году в Париже генерала Кутепова. В составе НКВД «Особая группа» сохраняла свою автономию, подчиняясь только наркому, будучи засекреченной внутри самого НКВД и имевшей штаб отдельно от Лубянки в неприметном особнячке на Гоголевском бульваре.
Сменивший Шпигельгласса в должности главного диверсанта НКВД Павел Судоплатов в своих мемуарах «Разведка и Кремль» писал, что существовавшая автономно и в прямом подчинении наркома НКВД «Особая группа» изначально была создана для выстраивания диверсионных сетей в Европе, США, Китае и на Ближнем Востоке на случай будущей большой войны. Но, несмотря на указанное Судоплатовым предназначение «Особой группы» готовить автономную диверсионную сеть на случай начала войны, использовать ее актив начали еще в начале 30-х годов, и именно при тайных операциях против троцкистов за рубежом. Сотрудники «Особой группы» причастны к ликвидациям известного троцкиста Клемента в Париже, представителя троцкистов на испанской войне Эрвина Вольфа, ранее личного секретаря Троцкого, уроженца Чехословакии из судетских немцев. Серебрянский и его люди в конце 30-х все ближе подбирались к самому Троцкому.
В 1938 году Серебрянский и его группа по модели похищения здесь же годом раньше генерала Миллера готовили захват и тайный вывоз в Советский Союз сына Троцкого Льва Седова, что могло стать козырной картой в торге с самим вожаком мирового троцкизма. Но Седов внезапно умер в ходе операции по удалению аппендикса во французской клинике, а это в духе того времени оказалось достаточным основанием для обвинения Серебрянского и его людей в срыве операции и невыполнении приказа командования. Ходили слухи о том, что в растерянности главные диверсанты НКВД тех лет Шпигельгласс и Серебрянский даже попытались своему наркому Ежову выдать естественную смерть Льва Седова на операционном столе за тайную операцию своей агентуры из числа французских коммунистов. И якобы Ежов при докладе ему Шпигельгласса о смерти Седова в парижской клинике довольно спросил: «Что, славно мы сработали?», а говоривший именно о естественной смерти «клиента» Шпигельгласс вроде бы не осмелился внести ясность, вот Ежов и доложил в ЦК ложную версию о ликвидации Седова чекистами. Но затем такая версия никаких подтверждений в архивах Лубянки не получила, а оборвавшаяся операция по захвату сына Троцкого стала основанием для скорой репрессии против Серебрянского и Шпигельгласса.
Поскольку и сейчас иногда проскальзывают в прессе и в литературе намеки, что Льву Седову чекисты могли в больнице «помочь» уйти из жизни, то стоит напомнить, что и сами троцкисты тогда их в этом подозревали, и по их требованиям французская полиция даже провела расследование. Предполагают также, что Седову в больничной палате преподнес начиненный ядом апельсин внедренный к троцкистам агент НКВД Зборовский (агент Этьен или Тюльпан по классификации Лубянки). Но даже назначенная экспертиза и выводы врачей показали, что Лев Седов просто вовремя не обратился к врачам, аппендикс прорвался, и с перитонитом Седов даже к моменту поступления в парижскую клинику был обречен. И многие исследователи вполне резонно указывают, сколь мал был срок от поступления Седова в клинику до его смерти, чтобы разведчики из чекистов смогли найти в нее подход, получить обязательную санкцию из Москвы на ликвидацию и организовать убийство.
Сам Серебрянский уже под арестом бывших коллег на Лубянке тоже честно признал, что Сынка (так именовался Седов в этой операции чекистов) он был по заданию обязан доставить в Москву живым, а не убивать, только живой Седов в руках НКВД становился разменной картой и рычагом давления на Троцкого в далекой Мексике. У группы Серебрянского был план похитить Льва Седова на парижской улице во время одного из привычных тому ночных загулов. А для вывоза живого Седова морем в Ленинград люди Серебрянского наняли рыболовецкий корабль на северном побережье Франции, заверив команду, что есть хорошая «шабашка» совершить контрабандный рейд в Ленинград за грузом оружия для испанских республиканцев. Ну и железным аргументом служит то, что неисполнение этой операции даже в связи со смертью ее объекта поставили Серебрянскому при его аресте в вину. Значит, ему действительно поручалось привезти сына Троцкого в пределы СССР живым, и никакой ликвидации на операционном столе тогда не было; как метко подметил в мемуарах Судоплатов: «По крайней мере, за нее никого не награждали».
Вскоре на Запад бежал резидент ИНО НКВД в Испании Орлов, работавший вместе с Серебрянским в операции против Троцкого, это тоже стало вкладом в решение о репрессировании командира «Особой группы» и ее роспуске. Яков Серебрянский был отозван в Москву и здесь в самый разгар сталинских репрессий арестован как «враг народа» в рядах НКВД. На допросах с пристрастием, в которых лично участвовали заместители тогдашнего наркома внутренних дел Берии Абакумов и Кобулов, из Серебрянского пытались выбить признание в участии в контрреволюционной организации внутри НКВД. Он не признался в этом, сидел в заключении до 1941 года и только с началом войны с Германией был выпущен и возвращен в органы госбезопасности для диверсионной работы против немцев (второго ареста в 1953 году уже в качестве пособника Берии Серебрянский не пережил, скончавшись в 1956 году в следственной тюрьме). Саму «Особую группу» после ареста Серебрянского ликвидировали в структуре НКВД; создаваемая на случай участия СССР в мировой войне, эта секретная структура так до вступления Союза в эту самую войну и не дожила.
Работавший по линии ликвидации Троцкого Шпигельгласс тоже к тому времени был расстрелян, так что завершать операцию «Утка» предстояло новому поколению специалистов по диверсиям советских спецслужб, и они ее завершили в 1940 году. В архивах Лубянки конца 30-х годов исследователи нашли доказательства того, что покушения на Троцкого в Мексике не были первыми, что раньше готовилась как минимум одна такая операция советской разведкой. Но не удалось установить, кто был вовлечен в нее, почему операция сорвалась, что стало с этими людьми, – все укрыла теперь непрозрачная чернота прошлого и подвергшиеся за годы не одной чистке архивы НКВД.
Хотя точно известно, что Сталин впервые дал приказ готовить ликвидацию Троцкого еще в начале 30-х годов, после первых серьезных выпадов отпущенного из страны изгнанника против кремлевского вождя. Он еще в годы существования ГПУ давал такое устное распоряжение и выговаривал Менжинскому, что тот плохо работает по Троцкому и вообще «перестал ловить мышей», по выражению Сталина. Подходы к Троцкому по его возможной ликвидации начались тоже в начале 30-х годов, когда к нему попытались в секретари под видом троцкиста внедрить агента ГПУ Ольберга, но неудачно. Затем был внедрен в ближайшее окружение Троцкого завербованный НКВД эмигрант Зборовский, тот самый агент Тюльпан, на учредительном конгрессе Четвертого интернационала во Франции он был единственным представителем троцкистского подполья из самого СССР, и тот тайный сотрудник советской разведки. Но непосредственно на боевика для ликвидации Троцкого Зборовский никак не тянул, максимум, что он затем сумел сделать, – это помочь внедриться в ближайшее окружение вождя троцкизма его убийце Меркадеру в 1939 году.
Судоплатов же в своих мемуарах четко сказал, что, напутствуя его с Берией в 1939 году на операцию «Утка», Сталин на аудиенции недвусмысленно сказал, что Шпигельгласс ранее подготовил какую-то операцию непосредственно для убийства Троцкого, но ее провалил, потому что был «врагом народа», и уже понес за это суровую кару. Именно детали этой неосуществленной операции или операций ищут до сих пор настойчивые историки спецслужб по архивам. Вполне возможно, что срыва этой операции не простили Шпигельглассу и Серебрянскому, именно они по своей работе должны были такую акцию возглавлять. Возможно, что и расстрел недолго побывавшего тогда главой внешней разведки Пассова был связан с этими планами. Вероятно, что отзыв в Москву и арест резидента разведки НКВД в Нью-Йорке Гутцайта тоже связан с этим нереализованным планом, есть версии, что он на месте координировал операцию, как впоследствии в «Утке» эту миссию исполнял Эйтингон. Теперь уже не узнать и у этих людей не спросить – все четверо осенью 1938 года в волне зачищаемых ежовцев брошены в следственные камеры НКВД, откуда живым выбрался в 1941 году только Серебрянский, да и то до следующего ареста уже в зачистку «бериевцев». Резонно предположить, что и рядовые участники этой неизвестной операции под руководством Шпигельгласса в наказание за неудачу пошли под нож репрессий и унесли с собой тайну в могилу. Финальная часть охоты на «утку» нам известна благодаря тому, что завершилась для разведки успехом, оставив об этом следы в архивах, и благодаря воспоминаниям дожившего до краха Советского Союза ее разработчика Судоплатова.
Судоплатов в 1939 году разработал подробный план операции «Утка» с множеством различных вариантов ее исполнения, непосредственно начальником группы по этому делу назначив только что вернувшегося в Москву с фронтов Испании чекиста Наума Эйтингона, по оперативному псевдониму Том, опытного диверсанта с хорошим знанием испанского языка и навербованной им из испанских коммунистов агентурой. Сохранился даже план операции «Утка» за авторством Судоплатова, напечатанный тогда в единственном экземпляре для доклада Сталину и пролежавший долго в чекистских архивах, его даже недавно показывал в документальном фильме «Троцкий, обречен на убийство» его автор журналист Сергей Медведев. Под планом стоят подписи начальника внешней разведки НКВД Фитина, его заместителя Судоплатова и непосредственно начальника работавшей по делу группы Эйтингона, внизу стоит пометка: «Отпечатано в единственном экземпляре лично П. Судоплатовым»; так сохранялась секретность операции, что даже в верхах Лубянки о ней знали лишь несколько человек и сами были вынуждены печатать план. В нем в различных вариантах предполагалось в Троцкого стрелять, душить его, резать при близком контакте ножом, отравить его пищу или воду, взорвать целиком дом Троцкого под Мехико или его автомобиль при выезде в город. Наконец, были сформированы две боевые группы для ликвидации Троцкого. Первая состояла из мексиканских левых боевиков и агентов НКВД во главе с известным художником Сикейросом, она в операции Судоплатова называлась группой «Конь», и ее курировал советский разведчик Григулевич. Вторая группа называлась «Мать», поскольку ее руководителем была испанская коммунистка и агент НКВД Каридад Меркадер, а в группу входил как боевик ее сын Рамон Меркадер. Вместе с запасной группой «Мать» в Америку отплыл и возглавлявший всю операцию на месте Эйтингон, еще в Испании лично завербовав мать и сына Меркадер в агенты разведки Советского Союза.
Сама операция «Утка» сейчас достаточно описана во всех подробностях, на ней можно остановиться кратко. Как известно, в 1937 году по приглашению главы троцкистской социалистической партии США Шахтмана Троцкий прибыл в Нью-Йорк, а затем надолго обосновался в Мексике в гостях у лидера местных троцкистов Риверы, где и проживал до самой своей гибели в 1940 году. После скандала с Риверой, когда Троцкий влюбился в его очаровательную супругу, мексиканскую художницу Фриду Кало, Ривера указал своему духовному вождю и сопернику в любви на дверь, и Троцкий со своим окружением снял виллу в пригороде мексиканской столицы в Койокане. В Европе ему оставаться было опасно после нескольких ликвидаций НКВД его ближайших сторонников и секретарей и раскрытых планов покушений на самого Троцкого и его сына.
К тому же в 1933 году во Франции параллельно НКВД покушение на ненавистного им со времен Гражданской войны Троцкого готовили террористы белоэмигрантского РОВС из боевой группы генерала Туркула; на улице курорта Клермон-Ферран Троцкий чудом разминулся с поджидавшими его вооруженными боевиками РОВС Сподиным и Налетовым. В Мексике Троцкий был укрыт соратниками на хорошо укрепленной вилле в Койокане, пригороде Мехико, где за мощным забором со смотровыми башнями вождя мирового троцкизма охраняли два солидных кольца охраны – снаружи мексиканские полицейские, а внутри вооруженные охранники Троцкого из членов его движения под началом английского троцкиста Робинса. Именно на вилле в Койокане и разыгрался финальный акт операции «Утка», стоивший самому Троцкому жизни, его убийце Меркадеру двадцатилетнего заключения в мексиканской тюрьме Лекумбре, а его кураторам из советских спецслужб орденов и благодарности Сталина за ликвидацию опасного политического противника.
Сама операция прошла в два этапа. Ее руководителями стали сменившие Шпигельгласса и Серебрянского более молодые специалисты по зарубежным диверсиям и тайным ликвидаци-ям Судоплатов, Эйтингон, Григулевич. Наум (Леонид) Эйтингон в ЧК времен Гражданской войны был совсем юным оперативником, раненным при подавлении антисоветского восстания в Башкирии и переведенным затем в ИНО ВЧК. Он выдвинулся на тайных акциях в Китае, где был одним из организаторов мятежа коммунистов против Чан Кайши в Шанхае в 1927 году, затем ему же приписывают иногда организацию убийства китайского маршала Чжан Цзолина путем подрыва его штабного поезда, хотя официально ликвидация Чжан Цзолина в 1928 году в истории считается делом рук японской разведки и ее специалиста по такого рода акциям по фамилии Комото. А звездный час Эйтингона пришел на войне в Испании, где он был одним из главных руководителей диверсий республиканцев в тылу Франко, а после бегства своего предшественника Орлова и резидентом всей разведки НКВД по Испании. При бегстве разбитых республиканцев и их советников из спецслужб СССР Эйтингон в числе некоторых других сотрудников разведки НКВД был заподозрен в присвоении в этом хаосе части золотого запаса Испанской республики, отстранен в Москве от дел и ежедневно ожидал ареста. Но вместо этого после поручительства за него его друга Судоплатова Эйтингон вызван к новому наркому НКВД Берии и получил приказ выехать в Мексику для организации ликвидации Троцкого.
В Мексике под руководством Эйтингона совершены в течение одного 1940 года две попытки ликвидации вождя мирового троцкизма, одна из которых стала для него роковой. Сначала в мае 1940 года на виллу Троцкого ночью напала группа отобранных Григулевичем местных боевиков компартии, группа «Конь» в материалах этой операции НКВД. Это была группа прошедших школу диверсионной войны в Испании мексиканских коммунистов под началом известного затем мексиканского художника Давида Сикейроса. Террористы в количестве 20 человек, действия которых координировал тот же советский разведчик Григулевич, подъехали к вилле и прорвались внутрь, в бою с ними погибло несколько троцкистов-охранников, но до Троцкого в ту ночь они так и не добрались. Бойцы Сикейроса из коридора изрешетили спальню Троцкого, но тот с женой успели скатиться с кровати и забиться в угол комнаты, уцелев среди града пуль террористов Сикейроса.
При этом, как выяснилось позднее, среди троцкистской охраны у советской разведки был свой завербованный агент – американский троцкист Шелдон Харт, дежуривший в ту ночь у въездных ворот и впустивший нападавших. От Харта же Григулевич узнал распорядок действий охраны, в окружение Троцкого и раньше НКВД не раз внедрял своих тайных агентов, как Зборовского по агентурной кличке Этьенн. Шелдон Харт в этой истории с майским налетом на виллу Троцкого стал показательной фигурой, поскольку в досаде за срыв акции Григулевич посчитал его выдавшим план нападения Троцкому, а потому приказал боевикам Сикейроса при отступлении насильно увезти Харта с собой и позднее убить. Харту боевики Григулевича даже не предъявляли обвинений и не позволили ему что-то объяснить, убив его во время сна двумя выстрелами в голову. Труп американского троцкиста позднее нашла полиция, и сам Троцкий считал его настоящим охранником, похищенным и убитым советскими агентами, хотя сейчас факт работы Харта на НКВД перед нападением твердо установлен показаниями участников этой операции с советской стороны.
Для истории советских спецслужб судьба Шелдона Харта интересна другим: честно выполнивший свои обязательства перед завербовавшей его советской разведкой тайный агент в стане троцкистов в горячке неудавшейся операции увезен и убит лишь на основании мимолетного подозрения в двойной игре. При этом Григулевич позднее, и уже после исполнения ликвидации Троцкого), зная, что Харта он приказал своим мексиканским наемникам застрелить необоснованно, честно обо всем этом доложил начальству в Москве. Даже в советских спецслужбах, очевидно, почувствовали эту двусмысленность расправы с Хартом. В 1954 году после крушения Берии уже арестованному в числе главных бериевцев в спецслужбах Эйтингону не случайно сотрудники МГБ и прокуратуры задавали в числе многих и этот вопрос: «Кто определил, что Харт предал, и кто дал команду мексиканским наемникам его убить спящим?» Эйтингон упрямо твердил, что Григулевич поступил правильно, а Харт их предал, а в подтверждение его «измены» приводил только один факт. Когда боевики Сикейроса ворвались на территорию виллы и стали поливать дом пистолетным и пулеметным огнем, Харт, оказывается, воскликнул: «Если бы я знал, во что это выльется, не согласился бы вам помогать!» – возможно, он просто не ожидал такой бойни или был обманут завербовавшим его Григулевичем. Эту его реакцию на стрельбу, когда, обстреливая спальню, боевики-коммунисты вместе с Троцким пытались убить и находившуюся там же его жену, Наталью Седову, по логике чекиста Эйтингона и нужно было считать «отступничеством» или предательством Харта, за которое он по чекистской логике и был достоин смерти.
Григулевич скрылся из Мексики, перейдя границу в США и выехав позднее в Москву, поскольку у мексиканских спецслужб уже был его фоторобот как человека, командовавшего майским налетом на виллу Троцкого. Его помощнику художнику Сикейросу повезло меньше, он скрывался в одном из шахтерских поселков, где его нашла полиция, затем за налет в Койокане и создание террористической группы был осужден. Этим делом лично занимался, вычислив и арестовав по одному членов группы Сикейроса, начальник Секретной полиции Мексики полковник Саласар, он же чуть позже будет лично расследовать и убийство Троцкого. Григулевич затем сделал головокружительную карьеру в советской разведке, работал нелегалом во многих странах Латинской Америки, стал даже официальным дипломатом Коста-Рики и был избран в 1953 году в качестве исполнителя несостоявшейся ликвидации главы Югославии маршала Тито. О судьбе Харта в Советском Союзе никто не вспоминал; как и многие расстрелянные в репрессии 30-х годов чекисты в самом СССР, он тоже стал щепкой при великой рубке леса. К таким издержкам процесса, как нелепое убийство собственного тайного агента, в советской разведке тогда отнеслись так же спокойно, ведь все советские спецслужбы этих лет были проникнуты таким духом.
Со второй попытки Эйтингону удалось довершить операцию «Утка». В дом Троцкого под легендой бельгийского троцкиста Жана Морнара удалось внедрить агента советской разведки испанца Рамона Меркадера. Он прошел боевую стажировку под контролем НКВД на фронтах испанской войны, а его мать, Каридад Меркадер, была известной в Испании коммунисткой и любовницей завербовавшего ее мастера диверсий в НКВД Наума Эйтингона. Меркадер проник на виллу в Койокане под видом бельгийского богача и сочувствующего троцкистам молодого человека через секретаршу Троцкого американку Сильвию Агелоф, с которой по поручению Эйтингона завел роман, сблизился с Троцким, стал часто оставаться с ним наедине. А 20 августа 1940 года в личном кабинете Троцкого привел в исполнение тайный приговор Москвы, всадив в голову Троцкого тот самый знаменитый ледоруб, спрятанный под полой своего пиджака. Троцкий на следующий день в мучениях скончался в госпитале, бормоча в предсмертном бреду легендарную фразу: «Я верю в триумф Четвертого интернационала». На его могиле на мексиканской земле выбиты серп и молот и развевается красный флаг.
Наум Эйтингон терпеливо дождался у стен госпиталя известия о смерти Троцкого, только после этого послав в Москву шифровку о полном выполнении задания в операции «Утка». Меркадер, не признававший на суде никакой связи с советским НКВД и твердивший об убийстве Троцкого из личной неприязни в результате внезапной ссоры из-за Сильвии Агелоф, отсидел в Мексике двадцатилетний срок. Затем вывезен в СССР, где за убийство Троцкого по представлению чекистов стал Героем Советского Союза, здесь и похоронен в 1978 году на Кунцевском кладбище. Эйтингон, Судоплатов, Григулевич и другие руководившие операцией «Утка» чекисты получили на Лубянке награды и повышения по службе. Когда уже в начале 1941 года в приемной ВЦИК председатель этого советского органа власти Калинин вручал ордена Ленина и Красного Знамени Судоплатову, Эйтингону, Григулевичу и Каридад Меркадер, по некоторым сведениям, сам «всесоюзный староста» не знал, за что награждает эту группу сотрудников советских спецслужб.